Последний соблазн - [20]

По крайней мере, де Врие не принадлежал к тем, кто получал удовольствие от слабости офицеров полиции, по долгу службы вынужденных присутствовать на вскрытии. Он никогда не выставлял напоказ органы, словно веселый мясник — требуху. Скорее, он был спокоен и рационален и с уважением относился к покойнику, раскрывая его тайны. И говорил он ясно и понятно, особенно когда обнаруживал нечто такое, что было необходимо знать присутствующему офицеру. Для Марийке это было большим облегчением.

Де Врие продолжал внешний осмотр.

— Следы пены в ноздрях. Словно у утопленника. Однако во рту их нет, что меня удивляет, — добавил он, направляя луч фонарика в рот де Гроота. — Подождите-ка… — Он наклонился пониже и взял в руки лупу. — Есть ссадины глубоко во рту, повреждения на внутренних сторонах щек и губ.

— Что это значит? — спросила Марийке.

— Пока не могу сказать с уверенностью, но, похоже, ему что-то с силой засовывали в рот. Уточню позднее.

Не теряя даром времени, он быстрыми движениями взял мазки и продолжил внешний осмотр тела.

— Кожа с лобка снята очень аккуратно, всего пара небольших надрезов. — Он показал пальцем. — Видите? Я с таким никогда прежде не сталкивался. Можно назвать это лобковым скальпированием. Ваш преступник очень старался не повредить гениталии жертвы.

— Операция проделывалась над живым?

Де Врие пожал плечами:

— Трудно сказать. Во всяком случае, над умирающим. — Де Врие продолжал осматривать тело и задержался, когда взглянул на левую сторону головы. — Вот здесь большая шишка. — Он прикоснулся к ней. — Немного повреждена кожа. Удар был нанесен с большой силой. И нанесен незадолго до смерти. — Он кивнул помощнику: — Переверните его.

Марийке смотрела на синяки на теле де Гроота. Задняя часть шеи, поясница, бедра, подколенные впадины были фиолетовыми от стекшей туда крови. Там, где тело прижималось к столу, оно оставалось мертвенно-белым — на спине, ягодицах, икрах ног. Марийке пришло в голову сравнение с абстрактной живописью. Де Врие прижал большой палец к плечу трупа и тут же отнял его. Никакого следа на коже не осталось.

— Гипостаз второй степени. Этот человек, уже будучи мертвым, пролежал в одном положении десять-двенадцать часов. После смерти его не передвигали.

Наступила часть, которую Марийке ненавидела. Тело было вновь положено на спину, и началось вскрытие. Она отвела взгляд. Случайному наблюдателю показалось бы, что она пристально следит за руками де Врие, однако на самом деле она смотрела на поднос с инструментами, как будто ее жизнь зависела от того, насколько твердо она запомнит их. Ножи, ножницы, скальпели, пинцеты для операций, о которых ей не хотелось даже думать.

Вот и получилось, что Марийке пропустила момент, когда де Врие вскрыл грудную клетку и показались бледные и раздутые легкие.

— Так я и думал, — проговорил он с удовольствием, которого не могла скрыть привычная профессиональная рассудительность, и с настойчивостью трущегося о ноги кота стал требовать внимания от Марийке.

— Что там?

Марийке неохотно отвела взгляд от инструментов.

— Вы только посмотрите на его легкие. — Он ткнул пальцем в серую массу, вплотную прижатую к ребрам, даже распиравшую их. — Его утопили.

— Утопили?

Де Врие кивнул:

— Никаких сомнений.

— Но вы сказали, что он умер в том положении, в каком его обнаружили.

— Правильно.

Марийке нахмурилась:

— Там не было воды. Он был привязан к письменному столу. Его нашли не в ванной и не в кухне. Как же его могли утопить?

— Очень неприятным образом, — бесстрастно отозвался патологоанатом. Он не сводил взгляда со своих рук. — Судя по состоянию рта и дыхательного горла, полагаю, воду подавали в дыхательные пути через трубку. Вы сказали, он был привязан, да я и сам видел следы. Он не мог оказать существенного сопротивления.

Марийке вздрогнула:

— Господи Иисусе. Заранее спланированное убийство.

Де Врие пожал плечами:

— Это вам решать, не мне. Я лишь озвучиваю то, что мне говорит тело. К счастью, мне не надо думать о том, кто и зачем.

«А мне надо, — мысленно отозвалась Марийке. — Отвратительное дело».

— Значит, причина — смерть от утопления?

— Вы сами понимаете, что определенно я смогу сказать только после окончания вскрытия. Но все указывает на утопление.

Де Врие снова повернулся к трупу, опустил руки в разрез и вынул какие-то органы.

«Утопление, — беззвучно повторила Марийке. — Такого не сотворишь сгоряча. Кем бы ни был убийца, он тщательно все подготовил. И принес с собой необходимые инструменты». Если же это преступление по страсти, то страсть довольно странная.

*

Войдя в свою квартиру, Кэрол закрыла тяжелую дверь и прислонилась к ней, скидывая туфли. Наклонившись и подняв ногу, она принялась массировать пальцы. Целый день она прошагала по нетуристическим улицам Сток-Ньюингтона, Далстона и Хакни, глядя на все вокруг себя взглядом преступницы, не так уж существенно отличающимся от взгляда полицейского. Оба обычно искали возможные пути отступления, возможные цели преступления, возможные прорехи в охране. Однако прежде Кэрол была охотницей. А теперь ей надо было вжиться в образ добычи.

Она запоминала боковые переулки, пустые дома, укромные местечки. Мысленно отмечала пабы с несколькими выходами, забегаловки, где подавали кебабы и где любой с быстрыми мозгами и острыми локтями мог легко выскочить в заднюю дверь, цыганские повозки, стоявшие в стороне от главных улиц и готовые в любой момент раствориться в воздухе. Смотрела, около каких домов есть сады или дворы, то есть запоминала их на случай бегства. Три дня Кэрол провела в атмосфере выхлопных газов, смешавшихся с вонью прогорклого масла и дешевой парфюмерии, одетая так, чтобы можно было легко слиться с теми, кто рассчитывает подняться по общественной лестнице, и теми, кто понимает, что неуклонно катится вниз. Она прислушивалась к говорам с пяти континентов, смотрела, кто привлекает внимание, а кто — нет.