Последний штрих - [23]

Когда вошла Брин, Мэй перестала таращиться на парфюмерию и поинтересовалась, как Брин себя чувствует – ведь сегодня такой печальный день. Серьезное выражение лица Мэй совершенно не сочеталось с ярко-малиновыми косичками, стянутыми детскими резинками с котятами.

– Неплохо, неплохо. – Брин похлопала Мэй по руке. – Спасибо, что спросила.

Мэй повернулась и направилась на склад. Сегодня на ней была белая мини-юбка, едва прикрывавшая зад, а на ногах – мягкие ядовито-зеленые ботинки в стиле восьмидесятых. На губах у нее играла легкая улыбка. Вот если меня кто-нибудь спрашивал о Сесил, то после моего пространного ответа он уже не улыбался. Брин носила свое горе легко, словно траурную ленточку, а мое можно было сравнить с колокольчиком, который повязывают на шею коровам. Вскоре после обеда с Картерами Брин очень выгодно положила полученные деньги на счет и написала родителям Сесил благодарственную открытку, которая была отослана в тот же день. Они с Дэвидом подумывали купить дом, и в последнее время Брин только об этом и говорила.

– Ты знаешь, что престижность жилья в районе Силвер-Лейк за последние два года возросла на 60 процентов? – бывало спрашивала она, зажав под мышкой свежий номер газеты «Лос-Анджелес тайме», развернутый на разделе, посвященном недвижимости. – И что некоторые покупают квартиры в районе Беверли-Хиллз специально, чтобы их дети ходили в местную школу?

Я знала только одно: я до сих пор не решила, как распорядиться чеком. Мое благодарственное письмо, – точнее, черновой набросок, который я начала составлять на домашнем компьютере, – представлял собой набор избитых клише и ни намека на то, как я потратила деньги. Я вновь и вновь прокручивала в голове слова миссис Картер: я могу распорядиться деньгами по своему усмотрению. Родители Сесил надеются, что я найду им достойное применение. А что значит «достойное применение»? Чего бы ждала от меня Сесил?

Брин, щелкнув пальцами, вывела меня из раздумья и спросила, что я делаю сегодня вечером. Я сказала, что у меня записаны три эпизода реалити-шоу «Квартирный обмен», а если я закажу в «Домино» пиццу средних размеров, то бесплатно получу двухлитровую бутылку содовой. Брин скорчила рожу, посоветовала мне поторопиться с поисками парня, а то она сама кого-нибудь для меня найдет, и умчалась на совещание.

Сколько бы Брин ни убеждала меня, что новый роман «се изменит, в это верилось с трудом. Скорее моя серая вязальная пряжа превратится в теплый розовый кашемир. В последнее время воспоминания о прежних сексуальных похождениях, которые я некогда находила интригующими и способствующим?! моему самоутверждению, приобрели какой-то гадкий налет. Когда-то я прочитала о таком случае: после инсульта один человек решил, что его нога принадлежит другому. Он пытался выкинуть «чужую» ногу из кровати и удивлялся, когда падал вместе с ней на пол. Мои эротические эскапады, которыми я раньше гордилась, больше не были частью меня. Они превратились в какой-то чужеродный придаток, стали призрачно-бледными. Их даже вспоминать не хотелось.

– Прости, я опоздала. – С этими словами я ворвалась в ресторан. Я так старалась поспеть вовремя, но ничего не вышло. Как всегда. – Хорошо хоть швейцара у дверей поставили, иначе нипочем не догадаться, что здесь ресторан.

– Я же объяснил, что это неподалеку от универмага «99 центов», – сказал Зак. – Они нарочно законспирировались, чтобы всякие подонки не шастали.

– Выходит, теперь меня причисляют к захолустному сброду? – Я плюхнулась на стул.

– Напротив: ты единственный коренной лос-анджелесец, кого я знаю.

Это было никакое не свидание, просто мы иногда ужинали вместе. Эти встречи я бы не променяла ни на какие свидания. Мы с Заком частенько трапезничали вдвоем. Первые месяцы после смерти Сесил мы с ним практически не виделись, а потом я получила от него е-мейл с приглашением отобедать в китайском ресторанчике, о котором он собирался написать статью. Я согласилась и, хотя вначале чувствовалась некая скованность (непонятно было, то ли говорить о Сесил, то ли не стоит), получила настоящее удовольствие – чисто платоническое, разумеется. Через неделю он снова со мной связался, и мы полакомились деликатесами, которые подавали на маленьких тарелочках во французском баре на Третьей улице. Теперь Зак звонил мне всякий раз, когда собирался посетить очередной новый ресторан, то есть, можно сказать, мы с ним постоянно поддерживали связь. Зак был со мной очень внимателен и заботлив. Удивительно, но после того как мы пару раз поели вместе, я почувствовала, что стала ближе к Сесил. Словно она исчезла из моей жизни не навеки, а на время.

– Ну-ка попробуй.

Зак протянул мне большой узорчатый бокал темного бургундского вина.

Я послушно пригубила алую жидкость, по вкусу напоминавшую гранатовый сок с горьким шоколадом.

– Неплохо, правда?

– А меня-то чего спрашиваешь? Ты же у нас эксперт.

– Нуда. – Зак откинулся на спинку стула. – Я в этом деле настоящий ас.

Пока он делал заказ – чтобы оценить кухню, нужно было перепробовать почти все меню, – я огляделась вокруг. Ресторан располагался на холме и представлял собой огромный внутренний двор в испанском стиле. На скамейках из тика были разбросаны марокканские подушки, на столах стояли фонарики из цветного стекла, рассеивавшие преломленный свет. Мы сидели в самой дальней части двора, посреди которого возвышался столетний дуб. Разглядывая крону дерева, я чувствовала себя под надежной защитой. Наверняка Сесил оценила бы этот ресторанчик. У меня защемило сердце. «Соберись», – приказала я себе. Ведь сегодня без того грустная дата, а если я раскисну, станет еще хуже.