Последний шаман Цитруса - [2]

— Сам приди и скажи, — пожал плечами Рэй. — Отец удивится. Особенно, учитывая, что он ни о чем таком не говорил.

— И что меня он в дом не приглашал, — напомнил Ивор.

— Ты генератор сломал, — напомнил в ответ Рэй. — Кому захочется тебя приглашать? Чтоб ты еще и дом сломал?

— Нечего в тех развалинах ломать, — равнодушно отметил Ивор. И неожиданно добавил, будто все это время спорил сам с собой, а теперь пришел к твердому, финальному мнению. — Когда-нибудь они прилетят. И тогда я спасу от них мир.

* * *

Им тогда было почти по пятнадцать. С тех пор прошло уже больше десяти лет, но тот день Рэй помнил, будто он был вчера. Тот день и ровную струйку серого дыма, что тянулась к синему небу.

Память стиралась задом наперед.

А может, диалог не забывался, потому что постоянно всплывал. Потому что тогда Ивор говорил так же уверенно, как Мист — сейчас. Только Мист говорил не «они прилетят».

Мист говорил: «Они вернутся».

И больше никто не называл их пришельцами. В обиход вошел используемый в пламенных речах навархом Флота Джонсом куда более точный, агрессивный термин — «Чужие».

* * *

Рэй вел машину медленно, над самой дорогой, вдоль бесконечных рыжих песков. Дороги здесь были условными, по ним несколько раз в сутки проходилась очистительная техника, но их почти сразу же вновь заносило песком. А по обочинам, как у посадочных полос, всегда горели огни. И благодаря им, да еще маякам на Базе и в нескольких ключевых точках в здешних песках можно было ориентироваться.

Рэй тут и с закрытыми глазами ходить мог, но он был одним из немногих, кто продержался на оранжевой планете достаточно долго, чтоб запомнить все повороты, дюны и барханы. Большинство же не могло продержаться и полугода — уровень текучести кадров на Цитрусе зашкаливал.

Цитрус был совершенно непригоден для жизни. Максимум — для существования. Крайняя планета в Гряде, которая и планетой в полном смысле этого слова не была. Обитаемой — так точно.

Здесь обитали только на Базе и на близлежащих территориях — Поселке, обнесенном стеной. Дальше были сплошь рыжие пески, ржавые обломки машин и остатки построек. Вокруг бродили непредсказуемые бури, готовые проглотить тебя, стоит только зазеваться, жилищные условия не выдерживали никакой конкуренции, а главным в этом всем был Мист. Вот это «главным был Мист» — это вообще было самым страшным.

* * *

Зак ждал у ворот Поселка. Тот все еще не открыли после ночи — не опустили щиты. И Зака на фоне громады щита, темно-багровой, почти бурой в красных рассветных лучах, было почти не видно — мелкая фигурка на борде. Он поднял борд высоко, почти на высоту ворот, и сидел на нем, как на лавке, беспечно свесив ноги. Рэю поплохело от одной мысли о том, что оттуда, с этой висящей на высоте десятого этажа тоненькой доски, свалиться проще простого. Чихнет чучело — и потеряет равновесие. Или толкнет его внезапный порыв песчаного ветра — а такие тут сплошь и рядом — и всё. Прощай, Зак.

Зак вечно лез повыше. Иногда Рэй думал, что это он так пытается быть дальше от поверхности, от самого Цитруса, от его ветров и бескрайних рыжих песков. Рэй, если честно, и сам был бы не против оказаться подальше.

Но кто его спрашивал?

— А ну-ка, юноша, — сказал Рэй, включив коммуникатор, традиционно прикрепленный на запястье, — спустись с небес на землю.

— Легко! — фыркнул в ответ ком голосом Зака.

Фигурка на борде одним прыжком оказалась на ногах, и борд плавно пошел на снижение широкими дугами, которые Зак закладывал то в одну, то в другую сторону.

Пацан уже хорошо знал свой борд и его возможности. Ему никогда не говорили о том, что так можно опускать доску. Никто, кажется, до него и не пробовал так делать. Ему вообще ничего не говорили — он изучал варианты сам. Потому не раз был гостем травмпункта, а уж сколько на нем вечных царапин, синяков и ссадин — знал он один.

Рэй плавно повел свою Муху вниз. Остановил в полуметре от поверхности на низких оборотах — Мух укладывали в песок только в крайних случаях, Мухи песок не любили, Мухи любили, чтоб стерильно, а лучше вообще в вакууме.

Зак заложил последнюю волну, затормозил, задирая нос борда так, что на долю секунды тот стал почти вертикально. Вернулся в исходное, пяткой переключил борд в режим сна и перемахнул Мухе на крыло. Он был высоким, по-подростковому нескладным — хотя какой он подросток, вот-вот восемнадцать стукнет — со смешно оттопыренной косичкой, торчащей из черного ежика волос и взлетающей вместе с ним в прыжке. Ввысь он рос быстрее, чем вширь — вытянулся за последние пару лет и выглядел так, будто не знал, что со своими длинными руками-ногами делать. Казалось, если куда прыгнет — упадет, сломает ногу и еще что-нибудь по дороге.

Но это только выглядел. Прыгал Зак так, что любой десантник обзавидуется. И замирал на крыле после прыжка со знанием дела: ждал, пока Муха пустит волну дрожи, калибруясь под новое распределение веса на борту. И только потом усаживался на задницу прямо на крыле. Что было строго запрещено, но что до этого Заку? Который за последние пять минут нарушил технику безопасности уже, как минимум, трижды.

Хорошо, что Мист этого не видел. Сейчас даже Рэя подмывало дать Заку подзатыльник. Ласковый и отеческий — чтоб с крыла не сбросить, но чтоб осознал. А Мист мог и сбросить — чтобы точно осознал.