Последний секрет плащаницы - [38]

— …такая вот комната, — услышал он слова монаха, прервавшие его размышления.

Брат Хосе вошел в келью, и через несколько секунд из нее полился слабый свет. Когда Боссюэ вошел следом, монах зажигал другую свечу, стоявшую на небольшом подсвечнике на выступе в стене.

— Как видите, здесь все очень скромно, — сказал брат Хосе, показывая Жилю келью, — но, как говорит Господь: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».

— Аминь! — улыбнулся Жиль. — Кровать и крыша над головой — это все, что мне нужно. Спасибо вам.

— Ах, чуть не забыл! Вы наверняка голодны? Сейчас уже прошел час ужина, но я могу принести вам что-нибудь поесть с кухни.

— Нет, не стоит, благодарю вас. Я очень устал и хочу только спать.

— Хорошо, в таком случае отдыхайте. Кстати, завтрак у нас ровно в шесть. Я могу прийти разбудить вас, если хотите.

— Да, конечно, еще раз спасибо.

— Тогда до завтра. Спокойной ночи, — сказал монах, прежде чем закрыть за собой толстую деревянную дверь.

Боссюэ остался один. Келья размером примерно три с половиной на два с половиной метра действительно была более чем скромной. У левой стены стояла крепкая сосновая кровать, накрытая старым серым покрывалом, и рядом — маленькая скамейка для молитвы на коленях. Над ней, в противоположной входу стене, находилось окно с изъеденной жуком-точильщиком рамой. Толщина стен была такова, что проем, в котором было установлено окно, имел глубину около метра. В этом углублении лежала книга в черном переплете — несомненно, Библия.

Боссюэ просунул руку в проем и открыл окно. В комнату тут же ворвался свежий приятный ветерок. Однако вид из окна несколько разочаровал Жиля: впереди, в нескольких метрах, возвышались ярко освещенные полной луной грандиозные стены, закрывавшие собой горы; слева была видна башня, а с другой стороны вырисовывались темные силуэты других монастырских строений. Как он убедился, келья его находилась на первом этаже, поскольку от окна до земли была всего пара метров.

Закрыв окно, Жиль улегся на кровать и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Возможно, то, что ему случайно удалось узнать от монаха, действительно имело отношение к тайне, ради которой он оказался в этом монастыре. Однако не исключено было и то, что никакой связи здесь вовсе не было. Боссюэ старался сконцентрироваться на этих мыслях, но усталость и сон победили его. Засыпая, он услышал дивное песнопение, доносившееся словно откуда-то издалека и приглушенное толстыми каменными стенами. И в этом состоянии — на границе между сном и бодрствованием — у Жиля вдруг возникло ощущение, будто он умер и хор небесных ангелов поет ему приветственную песнь.

20

I век, Аримафея

После обеда с Симоном Бен Матфием, Леввей, несмотря на то что ему хотелось подольше поговорить со своим новым знакомым, снова отправился в путь, чтобы ночь не застала его по дороге. Теперь путь его лежал в Аримафею, где жил Иосиф, член Синедриона, которого Иисус очень любил. Симон настоял на том, чтобы посланник остановился в его доме на все время пребывания в Иерусалиме. Леввей сначала отказывался, не желая злоупотреблять его гостеприимством, но в конце концов согласился.

Аримафея, родная деревня Иосифа, находилась километрах в тридцати к северо-западу от города, неподалеку от дороги, шедшей до побережья Средиземного моря и соединявшей Иерусалим с Хайфой. Местность была достаточно ровная, однако невыносимый зной и духота значительно удлиняли путь. Кроме того, Леввей вовсе не был уверен, действительно ли Иисус находился в Аримафее. От Симона он узнал лишь то, что Учитель и Иосиф были дружны и ученики Иисуса собирались приготовить Пасху в его доме. Леввей подозревал, что отыскать Учителя будет нелегко и на этом пути его, возможно, ожидали многие трудности. Его вполне могли заподозрить в каком-нибудь злом умысле, принять за шпиона… Однако Леввей во что бы то ни стало хотел выполнить поручение своего царя и сам страстно желал познакомиться с этим святым человеком, которого одни считали Мессией, а другие боялись и ненавидели.

Пройдя около половины пути, посланник увидел сидевшего у дороги человека в сильно изношенных черных одеждах, на коленях которого горизонтально лежала длинная палка из оливкового дерева. Человек сидел, сгорбившись и склонив голову, с совершенно отрешенным видом, и взгляд его был неподвижно устремлен в землю. Леввей решил спросить, на правильном ли он пути к Аримафее, но, подойдя поближе, остолбенел: на лице неизвестного были видны следы проказы — ужаснейшего заболевания, медленно и безжалостно пожиравшего тело и душу.

Почувствовав на себе полный ужаса взгляд Леввея, прокаженный очнулся и, взглянув на него, улыбнулся с блаженной безмятежностью.

— Не бойся, путник, — сказал он размеренным голосом человека, чья душа пребывала в вечном умиротворении, — это следы уже отступившей болезни.

— Но… ведь проказа неизлечима… Как ты мог исцелиться? — удивленно спросил Леввей, все еще с некоторой опаской глядя на человека.

— То, что невозможно для смертного, легко для всемогущего Бога. Спасением моего тела и души я обязан его посланцу — Иисусу из Назарета,