Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика - [45]

Что касается отношения Мэрилин с мужчинами, Гринсона начала пугать ее растущая склонность к случайным встречам. Однажды она сказала ему, что переспала с одним из рабочих, которые делали ремонт в ее квартире. Инспектор окружного прокурора Лос-Анджелеса сообщил ему, что застиг Мэрилин, когда она занималась любовью с каким-то мужчиной в темном коридоре кинотеатра. В отчете, который психоаналитик сделал Анне Фрейд, говорится о «страхе перед мужчинами, замаскированном потребностью в обольщении, который заставляет ее отдаваться буквально первому встречному и любому желающему».

Отныне Гринсон считает Мэрилин потерянной для психоанализа. На самом деле она потерялась в своем психоанализе. Как утопающий, который тянет своего спасателя на дно, она затягивала терапевта все дальше и дальше вниз, в темноту и пустоту. Она обижалась на любой признак раздражения с его стороны и не могла принять никакого несовершенства в людях, которых идеализировала. «Она не могла успокоиться, пока мир не был восстановлен, — писал Гринсон Анне Фрейд. — Теперь я с ней импровизирую. Она действительно очень-очень больна. Я не вижу никакого решения, способного принести Мэрилин покой, к которому она так стремится». Ее неспособность переносить то, что она воспринимала как оскорбления, и ее ненормальный страх гомосексуальности стали, как он сказал позднее, «решающими факторами, повлекшими за собой ее смерть».

Друзья Мэрилин, Аллен Снайдер, Ральф Робертс, Паула Страсберг и Пэт Ньюкомб, стали замечать, что психоанализ приобрел слишком большую власть над ее жизнью. «Гринсон не твой ангел-спаситель, он стал твоей тенью — или, скорее, ты стала его тенью», — сказала ей Пэт. Робертс расскажет впоследствии, что в то время психиатр не только не помогал Мэрилин отвыкнуть от лекарств, но и позволял ей принимать три миллиграмма нембутала в день и сам давал его ей. Много лет спустя Снайдер рассказывал: «Мне никогда не нравились ни Гринсон, ни та роль, которую он играл в жизни Мэрилин. Он не приносил ей пользы. Он давал ей все, что она просила, накачивал ее неизвестно какими наркотиками. В его отношениях с пациенткой было что-то нездоровое, что-то, связанное с деньгами. С деньгами», — подчеркивал он. Снайдер нашел подтверждение этому, когда обнаружил, что Гринсон постоянно фигурировал в ведомостях выплаты заработной платы «Фокс».

Каждому из четырех психоаналитиков Монро приходилось являться на съемки, чтобы поддерживать ее с помощью психотерапии и приводить в рабочее состояние: Маргарет Хохенберг — на съемках фильма «Автобусная остановка»; Анна Фрейд — «Принц и хористка»; Марианна Крис — «Некоторые любят погорячее»; Гринсон — «Давай займемся любовью», «Неприкаянные» и «Что-то должно рухнуть». Мэрилин говорила своим друзьям, что любит подчиняться. Главное — чтобы кто-то руководил ей, говорил, что надо делать. Она добавляла, что согласилась бы даже на то, чтобы психоаналитик говорил ей, кем ей быть.

Лос-Анджелес, Уилшир-бульвар осень 1961 года

Мэрилин разлюбила автомобили, ей больше не хотелось иметь свою машину. Она продала черный «кадиллак» с откидным верхом и сиденьями из красной кожи, подарила черную «тандерберд» Страсбергу, отказалась от белого «кадиллака», который был взят напрокат для съемок «Неприкаянных». Мэрилин попросила Ральфа Робертса отвезти ее к океану. В Уилшире она увидела маленькие домики, беспорядочно рассеянные вокруг. Что-то фальшивое исходило от этого странного места, от этих безликих зданий. Она вспомнила о том, как в первый раз пришла в студию «Фокс» на пробы цветной съемки. Мэрилин осмотрела декорации — улицы и площади, представлявшие все широты и все эпохи, — с виду они казались такими прочными. С трудом убедила себя в нереальности фасадов, с оборотной стороны которых выступал каркас из досок и штукатурки. Все вместе создавало путаницу времени, пространство яркого и правдоподобного сна. Здесь иллюзия была противоположной. Мэрилин подумала, что нужно иметь много фантазии, чтобы поверить в то, что эти декорации из папье-маше — настоящие дома, в которых настоящие люди борются с любовью, жестокостью, властью. На тротуарах не было никого. «В этом городе никто не ходит пешком, кроме меня», — подумала она.

Мэрилин остановила автомобиль и пошла дальше пешком наугад. Свернув налево, к Пико, она некоторое время смотрела с моста, как на скоростной автостраде Санта-Моника машины двигаются в розовом вечернем свете, как вереницы усталых зверей. Словно образы во сне, она угадывала полосы белых фар: пустые, ни на что не смотрящие глаза. Когда сумерки сгустились, она заметила мужчину, стоящего рядом с автозаправочной станцией. Мэрилин прошла мимо него. Хотя она была в черном парике, мужчина, совсем молодой, узнал ее. Ему было бы трудно представить себе Мэрилин Монро, читавшую Достоевского, Мэрилин, которая уже много лет любила беседовать с поэтом и писателем Карлом Сэндбергом и посещала курс литературоведения в Калифорнийском университете, — она была безумно красива и, общаясь с ней, мужчины попадали в узкий промежуток между желанием и безумием. Она была всего лишь телом. Телом, в которое хотелось проникнуть, с надеждой ускользнуть от души, обитавшей в нем.