Последний рубеж - [21]

– Ну что взять с малых сих, господин Верховный Комиссар, – осторожно прокомментировал услышанное Гринберг.

– А мне кажется, удачный портрет, – продолжая веселиться, заметил Старик.

– Хм…

– Вы так не считаете?

– Вам виднее, господин Верховный Комиссар.

– Да, верно. Мне виднее. Высоко сижу, далеко гляжу… Кстати, почему вы ничего не говорите о пропавшем раймондии?

– О рай… – Гринберг растерянно покрутил головой и нервным движением ослабил галстук. Вопрос явно застал его врасплох.

«Удар ниже пояса», – усмехнулся Харднетт.

– Вы уже в курсе? – ответил Гринберг вопросом на вопрос.

– Уже, – подтвердил Старик и пояснил: – Должность у меня такая – всегда быть в курсе всего.

– Мы, господин Верховный Комиссар, полагаем, что данный инцидент не выходит за рамки корпоративных интересов.

– Меня не интересует, что вы там полагаете, Гринберг! На чужой планете пропали двое землян, скоро уже сутки, как вы не можете найти их своими силами и при этом не соизволите проинформировать Секретариат Комиссии. Это как понимать? Как простую безалаберность? Или как… саботаж?

Старик говорил негромко, но со зловещим придыханием. Гринберг, словно рыба в руках рыбака, беззвучно хватал ртом воздух. Он не знал, что сказать.

А Харднетт в это время наблюдал, как в лесу потемнело, потом стало еще темнее, и еще – так, мало-помалу, гаснет свет в театральном зале перед началом спектакля. В какой-то миг лес вовсе погрузился в кромешную мглу. Лишь изредка его озаряли вспышки бледно-голубого света, и тогда проявлялись черные силуэты деревьев. Эти корявые, многорукие тени выглядели жутковато.

Гринберг, уличенный в попытке сокрытия важной информации, так и не смог ничего ответить, а Старик наседал:

– Вы что, действительно не понимаете, что два чрезвычайных происшествия подряд и на одной планете – это не случайность? А? Или у вас есть на этот счет своя точка зрения? Могу заверить вас, Гринберг, какой бы она ни была, она ошибочна. – Произнеся это, Старик некоторое время молчал, что-то обдумывая, а потом предложил: – Послушайте, Гринберг, может быть, вам стоит пройти курс реабилитации в Отделе коррекции точки зрения? Как считаете?

Гринберг после этих слов Верховного Комиссара побледнел. Потом посерел. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание и выпадет из кадра. Но Старик, прежде говорящий жестко, сыграл на контрасте. Он вдруг перестал запугивать своего впечатлительного собеседника и заговорил с ним совершенно нормально:

– Ладно, Гринберг, будем считать, что вы осознали свою ошибку. И впредь…

– Да-да, – вытирая пот со лба, обрадовано закивал вице-президент, всем своим видом старательно выражая раскаяние.

– Что «да-да»?

– Впредь, господин Верховный Комиссар, мы будем незамедлительно информировать о подобных происшествиях Секретариат Комиссии… Чрезвычайной.

– И…

– Что? – не сообразил Гринберг.

Старик подсказал:

– И приложим максимум организационных и финансовых усилий, чтобы подобные происшествия в будущем не повторялись.

– Ну да, конечно! – воскликнул Гринберг, хлопнул себя по лбу, будто только что вспомнил, и послушно повторил: – Позвольте от лица Всемирной Сырьевой Корпорации заверить вас, господин Верховный Комиссар, что мы приложим максимум организационных и финансовых усилий для того, чтобы впредь подобное не повторилось.

– Все, Гринберг, конец связи.

– Позвольте, но…

– Ваша информация, господин Гринберг, официально принята к делопроизводству. О результатах своей работы Комиссия проинформирует руководство Всемирной Сырьевой Корпорации установленным порядком в установленные сроки. Если… Если, конечно, посчитает необходимым. Всего доброго. Спасибо за сотрудничество и передавайте привет господину Стокману.

– Всего наилучшего, гос…

Вице-президент не успел попрощаться, Старик отключил коммуникатор. Терминал автоматически вывел на экран сигнал первого федерального телеканала. Шел рекламный блок. Жизнерадостного болвана, нахваливающего майонез «Полонез», сменила длинноногая красотка в медицинском халате. Завертев неотразимым задом, она начала продвигать в массы пилюли от гормонального дисбаланса. Старик, было, прислушался к ее бодрому верещанию, но потом мотнул по-собачьи головой, сбрасывая морок, и переключил канал. На втором шел последний период первого матча финальной серии по хардболу. «Буйволы Ритмы» размазывали по стенке «Ганзайских Дьяволов». Узнав счет – 18:3, Старик отключил звук и вернулся к листу. Вновь стал что-то записывать. Причем так быстро, как это делает человек, спешащий зафиксировать удачную мысль. К Харднетту Верховный Комиссар обратился, не поднимая головы:

– Как тебе, Вилли, этот красавчик из Сырьевой?

Начальник Особого отдела с трудом оторвался от созерцания изменений, происходящих за виртуальным стеклом. Тьма, только что заполнявшая таинственный лес, стала рассеиваться. Солнечный свет вновь заскользил по влажным веткам. Ветер стих. Все задышало покоем.

– Обычные дела, шеф, – переведя взгляд на Старика, произнес Харднетт.

Такое обращение не являлось нарушением субординации. Верховный сам призывал подчиненных держаться запросто. Даже требовал.

– Обычные, говоришь? – переспросил он.