Последний рубеж - [35]

Сама интеллигенция не знала этого слова, но стремилась его услышать. Она звала к «опрощению», приглашала идти «в народ» и сама шла «в народ», чтобы познать его загадку. Теоретически, по принятым в готовом виде заграничным программам социализаций и национализаций, наша интеллигенция старалась распознать «Сфинкса», но не распознала.

А когда наступил желанный день и силой революции снят был с народа «намордник», надетый самодержавием, — народ никакой замечательной идеи не высказал, а только повторил все то же единственное свое слово, которое с топором в руке прохрипел еще до освобождения от крепостной зависимости:

— Земля!..

Земля — вот единственная цель и задача русского «Сфинкса». Но интеллигенция в лице Временного правительства, обессиленная раздорами, не нашла верного пути к разрешению заданной загадки, и «Сфинкс» сожрал свою интеллигенцию.

Не оказался Эдипом и генерал Деникин, веривший печальному глубокомыслию окружавших его лукавых и своекорыстных «хлеборобов», которые требовали себе землю.

«Сфинкс» беспощаден к тем, кто не понимает его загадки.

В обладании землей наш мужик видит сегодня свою главную цель. Вот почему властвовать будет тот «Эдип», который умиротворит русского «Сфинкса» и даст ему права на землю.

Этот Эдип явился. Ожидаемый всеми нами приказ Верховного правителя о земле будет полон эдиповской мудрости. Здесь дается исчерпывающий ответ на загадку «Сфинкса», именно такой, какого он ждал: собственная земля!»

Газету «Заря России» в этот день брали нарасхват. У киосков за ней стояли очереди, и тут же, едва прочитав статью о новоявленном Эдипе, люди начинали горячо спорить.

Одни говорили:

— Ничего это не даст, господа. Уже поздно.

— Почему? Крестьяне ждут земли!

— Ничего они не ждут. Они уже давно получили ее.

— Когда, позвольте?

— В семнадцатом году, сударь. По большевистскому декрету о земле. А наш новый Эдип собирается еще только дарить им ее. Что-то не то.

Многие, однако, одобряли Врангеля и стояли на том, что в отличие от Деникина он дело понимает.

— Погодите, вся Таврия скоро будет наша. А это и хлеб, и скот, и пополнение для армии. А там уже и Кубань близка, и Дон. Нет, теперь уж можно надеяться, что к себе домой вернемся.

— Это куда же, господин хороший?

— У меня на Тамбовщине имение.

— А-а! Так и говорите.

Вслед за десантом Слащева ринулись из Крыма в Таврию еще два корпуса. Фронт красных оказался всюду прорванным, и они с тяжелыми боями откатывались назад. Врангель бросал в бой дивизию за дивизией, много конницы, броневики, танки, аэропланы, бронепоезда.

Нелегко дался Врангелю захват Таврии, это он сам признавал.

«Танки и броневики двигались впереди наших цепей, уничтожая проволочные заграждения, — рассказывает Врангель. — Красные оказывали отчаянное сопротивление. Особенно упорно дрались латышские части. Красные артиллеристы, установив орудия между домами в деревнях Преображенка и Первоконстантиновка, в упор расстреливали танки. Несколько танков было разбито, однако наша пехота с помощью их овладела всей укрепленной полосой…»

…Вечером Севастополь сиял огнями. На бульварах бравурно гремела медь духовых оркестров. Толпы гуляк заполняли набережные. По яркому блеску богатых витрин, по пестрым рекламным тумбам на углах, по бойкому многоголосью продавцов газет чувствовалось, что в новой врангелевской столице (столице, как ее уже прозвали, «Офицерского государства») появилось все, о чем могут мечтать люди, имеющие деньги и желание вкусно поесть, попить и повеселиться.

Пылали вывески кинотеатров и ресторанов, баров и кофеен, игорных домов и духанов. Катили по улицам фаэтоны и автомобили. В толпе можно было встретить моряков почти всех стран мира. Особенно много попадалось французов и англичан. Несмотря на вечерний час, тут же у шашлычных и баров шел бойкий торг иностранной валютой.

— Беру доллары, беру доллары!

— Лиры могу предложить! Пиастры, если желаете! Гульдены, франки!..

В этот вечер, часов около девяти, по срочному вызову явился к Врангелю во дворец генерал Климович.

Это была в прошлом именитая фигура. До революции Климович слыл царем и богом императорской полиции, был директором департамента полиции всей Российской империи. Теперь он служил у Врангеля примерно в той же должности и с тем же неистощимым усердием.

На совещании у Врангеля, по свидетельствам некоторых сведущих лиц, говорилось много о партизанах, укрывающихся в лесах Яйлы, о большевистском подполье в крымских городах и, кроме того, было заслушано сообщение Климовича о том, как воспринята разными слоями населения и в особенности офицерством статья о земле в «Заре России».

По словам Климовича, его агенты успели собрать обширную информацию, из которой следует, что среди обывателей статья вызвала самые разные толки.

— Беспокоятся очень бывшие землевладельцы, — докладывал Климович. — В Ялте, где, как вы знаете, больше правых, чем где-либо, ни о каком земельном законе и слышать не хотят.

— Но ведь никто еще не знает, что я предложу! — негодовал Врангель. — Я отнюдь не собираюсь лишать бывших землевладельцев их собственности. Я только ограничу их определенным максимумом и предложу им же продать свои земельные излишки крестьянам.