Последний романтик - [28]

Затем Юстас подвесил сбитого кролика к шнуру старых бежевых жалюзи, завязав его аккуратным скользящим узлом. Юстас быстро распотрошил кролика, попутно рассказывая о том, что толстый кишечник животного обычно довольно чистый, так как содержит только твердые каловые массы, однако с тонким кишечником и желудком надо быть осторожным – в них находятся жидкие и дурно пахнущие отходы пищеварения. Стоит случайно проткнуть эти органы, и «вся эта гадость выливается на мясо, а это просто ужасно».

Продолжая работу, Юстас рассказывал о физиологии диких кроликов. Их кожа тонкая, как папирусная бумага, и потому легко рвется. Не то что шкура оленя, объяснил он, сделав небольшой надрез от задней лапы к анальному отверстию и другой лапе. Оленья шкура, в отличие от кроличьей, прочная, долговечная и используется для многочисленных целей. С дикого кролика не получится снять шкуру чулком, свернуть и сделать варежку. Аккуратно снимая шкуру, которая рвалась, как влажное бумажное полотенце, он объяснил, что главное – отдирать шкуру одной длинной полоской, как будто чистишь яблоко. Тогда из шкуры одного кролика получится полоска меха длиной восемь футов – вуаля!

Юстас вручил шкурку сидящим впереди студентам, чтобы те рассмотрели ее и передали дальше. Они спрашивали, что можно сделать из этой легко рвущейся полоски. Разумеется, ответ был у Юстаса наготове. Индейцы брали полоску кроличьего меха и оборачивали ей сплетенную из травы веревку – мехом наружу. Высыхая, трава и кожа накрепко прилипали друг к другу, и получалась длинная и прочная веревка. Если сплести несколько таких веревок, получится легкое, мягкое и очень теплое одеяло. В пещерах древних людей в Нью-Мексико, где Юстас был много раз, такие одеяла можно найти спрятанными в углу – в сухом пустынном климате они прекрасно сохранились, хотя прошло более тысячи лет.

С того дня Юстас Конвей снова стал знаменитостью. К нему вернулась уверенность, и он даже стал надевать на занятия одежду из оленьих шкур. Более того, в тот вечер профессор Клоусон побывала в гостях у Юстаса в его вигваме и съела большую порцию кроличьего рагу.

– А до того дня была строгой вегетарианкой! – вспоминает Юстас. – Но кролика уплетала за обе щеки.

Добро пожаловать на Юг, профессор.

Все годы учебы в колледже Юстас прожил в вигваме, не только получая образование в университетских лекториях, но и совершенствуясь в науке жизни на природе. Большинство навыков, необходимых для комфортной жизни в условиях дикой природы, он освоил еще в детстве и в юношеские годы. И теперь пожинал плоды тех часов, что провел за внимательным изучением и освоением лесов за домом, точнее домами, семейства Конвей и на Аппалачской тропе. То, что сам Юстас называет врожденной «неусыпной и неослабной осознанностью», наделило его опытом уже в раннем детстве.

В те годы он также уделял немало времени совершенствованию охотничьих навыков. Начал изучать повадки оленей, потому что обнаружил, что чем больше знает о животных, тем больше у него шансов их выследить. Спустя годы, став действительно умелым охотником, он вспоминал то время в университете и понимал, что упустил тогда с десяток оленей. Много раз он стоял всего в двадцати футах от оленя и попросту его не замечал. Юстас научился не просто оглядывать лес в поисках «огромных рогов и большого зверя на поляне, на которого указывает знак: «Вот олень, Юстас, – прямо здесь!» Нет, он научился видеть оленей так же, как видел черепах, – внимательно наблюдая за мелкими различиями оттенков окружающей растительности или едва заметным движением в кустах. Научился замечать тот момент, когда олень шевельнет ухом; видеть маленькие белые пятнышки на его животе, скрытые осенней листвой, и разгадывать его «камуфляж». Как человек с абсолютным слухом, который способен услышать каждую ноту, сыгранную отдельным инструментом в оркестре, Юстас слышал треск ветки в лесу и по этому звуку мог определить диаметр ветки, свидетельствовавший о том, наступил ли на нее тяжелый олень или белка. А может, то был треск сухой ветки, сломавшейся на утреннем ветру? Юстас мог отличить и этот звук.

За годы, что он прожил в вигваме, он также научился уважать и ценить любую погоду, что устанавливалась в природе. Если дождь шел три недели подряд, не было смысла возмущаться – очевидно, природа именно это для него и задумала. Поэтому Юстас пытался приспособиться и использовать время, проведенное в укрытии: он шил одежду, читал, молился или практиковался в традиционном индейском вышивании бусинами. Он лучше других понимал, что зима столь же важна и прекрасна, как весна, а снежные бури имеют такое же значение и так же необходимы, как солнечный свет летом. Юстас слышал, как его ровесники в колледже жалуются на погоду, возвращался в вигвам и делал длинные записи в дневнике. Он обнаружил, что «в природе не бывает непогожих дней. Нельзя так судить природу, потому что в ней всё так, как должно быть».

«Костер сегодня хорошо разгорелся, – писал в дневнике холодным декабрьским днем Юстас Конвей, студент колледжа, – и я наслаждаюсь замечательным теплом. Это просто здорово. Мой образ жизни оказался бы непосильным для многих современных людей. Например, вчера вечером, когда стемнело, я развел костер и стал греть воду и готовить ужин. Когда вода согрелась, разделся до пояса (при температуре ниже нуля), обмылся и вымыл волосы. Большинство моих однокашников никогда не согласились бы на это!»