Последний портал - [17]

Окраина. Строения поредели и съежились до одного-двух этажей, вдоль улицы потянулись дощатые заборы. На окнах ставни, глухие деревянные или узорчатые металлические, свет почти везде потушен – наверное, чтобы молнией не шарахнуло, хотя крыши утыканы громоотводами, как подушечки для иголок.

Еще поворот. Заросшие бурьяном ничьи огороды. Фрагменты покосившихся гнилых заборов. Впереди – кирпичное сооружение, покрытое то ли белесой коростой, то ли остатками штукатурки.

До береговой стены уже рукой подать. Молнии лупят совсем близко, и какая-то из них, безусловно, угодила куда не надо – оглушительный треск и грохот всех заставили вздрогнуть; потом провожатые начали строить предположения, что бы это могло быть.

Вездеход повернул к той вконец запаршивевшей кирпичной развалюхе, словно так и договаривались. Надо переждать грозу, объяснил парень, сидевший за рулем. Все равно пока не закончится, никто не побежит открывать ворота. Марат что-то пробормотал в ответ, соглашаясь. Ола в очередной раз отпихнула приставучего соседа и с облегчением откинулась на спинку сиденья, обтянутого засаленной кожей. Наконец-то отпустило! Непонятные мучительные ощущения, связанные, очевидно, с грозой, исчезли так же внезапно, как и появились.

Проехав под аркой в раздолбанной кирпичной стене, вездеход остановился посреди внутреннего дворика. В свете фар блеснуло битое стекло. Кучи мусора.

– Пошли пока в дом, – позвал парень. – Там лампа есть.

Первые капли тяжело шлепались на броню, на головы, на землю. Наверное, каждая из них величиной с кофейную чашку.

Ола все еще наслаждалась наконец-то вернувшимся нормальным самочувствием, прислушиваясь к отдаленным крикам и вою сирен, когда пьяный ухажер облапил ее и потянул к крыльцу. Другой присел на корточки, принялся шарить под ступенькой, светя карманным фонариком. Нашел ключ, отпер дверь, и та с берущим за душу скрипом распахнулась.

Под аркой сверкнули фары, из темноты выплыл легковой автомобиль, остановился рядом с вездеходом. Вышли еще трое парней.

Первый укол беспокойства: это все больше напоминало затасканный эпизод из криминального кино. Ола с Маратом начали требовать, чтобы их немедленно проводили к воротам, но момент был упущен, стоило спохватиться раньше.

Сумбурная борьба под канонадой редких, но увесистых дождевых капель. Ола подвернула ногу, вдобавок получила кулаком в подбородок, так что внутри что-то хрустнуло и во рту появился привкус крови.

Первым перестал сопротивляться Марат. Спросил, чего им надо. Как выяснилось, тут уже знали, что в Яниге по вине двух гребаных туристов от колдуна Казимира сбежала кесейская лазутчица; пусть на Долгой Земле нет радиосвязи, зато на островах есть телефонные и телеграфные линии. Туристы эти еще и вездеход у военных украли – кто его найдет, получит от властей денежную премию, а самих преступников объявили вне закона.

«Ага, чтобы самосуд – и никаких официальных прецедентов, которые в будущем смогут повредить туристическому бизнесу, – продолжая с беспомощным упорством вырываться, подумала Ола. – Им будет удобней, чтобы мы просто исчезли, чтобы никаких концов...»

Марат валил все на нее, оправдывался, заискивающе улыбался. Трое новоприбывших запихнули его в свою машину и увезли в сырую темноту за аркой – Ола решила, что убивать.

Ее втащили в большую обшарпанную комнату. С потолка сиротливо свисает слепяще яркая лампочка. В оконных рамах торчат осколки. Впрочем, ставни закрыты, и кажется, что здесь вообще нет ни одного окна. Кое-какая престарелая мебель. Воздух затхлый, пахнет отсыревшей древесиной, гнилью, чем-то прокисшим.

В углу – широкий матрас, накрытый рваным ковром непонятного цвета, на него Олу и швырнули.

Каждый предмет одежды она отдавала с боем. Когда-то начинала ходить на курсы женской самообороны, около месяца, потом бросила. Напрасно бросила... Парни гоготали, им было весело.

Вернулись те трое, что уехали с Маратом. Насколько можно было понять из обмена репликами, он все-таки сумел до некоторой степени их обработать, и его отпустили: «Отвезли за Осиные пустыри, напинали и оставили, пусть идет, куда хочет, все равно не он виноват, а девка». Выкрутился за ее счет.

Еще они рассказали, что колдовские молнии разбили вдребезги береговые ворота, и сейчас там устанавливают временные щиты. По словам солдат, кто-то выскочил наружу и сиганул в Лес – и как будто не человек это был, а кесу. Возможно, та самая. Она, говорят, в Яниге угнала машину, перехватить не успели. Значит, рванула сюда, в Хаялу, а здесь ей помогли, и это паршивей всего, потому что помогал человек, какой-то мерзавец-ренегат из колдунов. Его тоже видели, возник из темноты и нарисовал на створках ворот знаки, притягивающие молнии. Часовые стреляли, но пули, естественно, ушли мимо, кто же попадет в колдуна! И никто его не опознает, потому что он, сука, перед вылазкой замотал лицо черной тряпкой. Спорим, и сама гроза эта гребаная – его работа!

Предательство колдуна, который якшается с кесу, вызвало взрыв негодования и лавину экспрессивной ругани. Об Олимпии на некоторое время забыли, но, когда она попыталась отползти к двери, прихватив с собой джинсы и кроссовки, этот маневр заметили. Один пнул ее так, что она покатилась по полу, остальные радостно заржали.