Последний подарок Потемкина - [57]

– Goddamn this bloody fuckup son of mine! – выругалась она вслух крепко по-аглицки. Сколько вгрохано было в молодого идиота! Шесть лет жизни в сырой и спесивой Британии, пока Пашка получал магистра в Эдинбурге. И что в результате? Женитьба на купеческой дочери – жопастой девице Алферовой? Мезальянс, да какой… а ведь он Дашков! Прямой потомок смоленской ветви Рюриковичей…

Goddammit! Ещё рюмка, ещё рыжик…

– Ты что, Катя? – обнял ее за плечо Потёмкин.

– Да опять про Пашку вспомнила, князь Григорий.

– Ну, и зря ты тужишь, – увещевал ее Потёмкин, – худо-бедно, а генерал-майора он получил. На Салчи-речке отличился. И за Бендеры, и за Измаил отмечен. В Киеве сейчас, небось, хохлушек шелушит…

– Да не утешай ты меня, Светлейший, то-то и оно, что шелушит! От того-то и тошно… Это со степенью-то магистра эдинбургского университета! По-французски, по-итальянски, по-латыни, по-английски умеет и сверх того – математик, енженер… Фортификацию, географию и прочие науки знает, а всю жизнь только и… шелушит… Эх, знал бы покойный Миша…

Михаил Иванович, князь Дашков, рано ушел из жизни, всего в двадцать восемь лет… И оставил ее молодой вдовой на всю жизнь.

Жизнь ее трудная и, в общем-то, печальная, увы, отразилась на ее внешности и весьма расстроила здоровье. Ей ещё не было и пятидесяти, но выглядела она уже на все шестьдесят. И тяжело было узнать в ней, теперешней, ту молодую, ликующую от восторга девятнадцатилетнюю девушку, в таком же, как и у императрицы, гвардейском мундире, мчащуюся за ней вслед на каурой своей лошади. В грядущее, как казалось, величие. Екатерина Малая за Екатериной Великой…

– Легкомыслен твой Паша, есть такое дело. Но душою он добр, да и тебя любит и почитает, – продолжал утешать ее Потёмкин.

Пройдет всего каких-то семь лет, и княгиня Екатерина Романовна сможет самолично убедиться в правоте Потёмкинских слов.

Впавшая в опалу с воцарением императора Павла она была лишена всех чинов и должностей и сослана в деревню, в жуткую глушь, под Череповец.

На удивление всем новый император почему-то весьма проникся к сыну ее, князю Павлу Михайловичу. Почему – было никому не понятно. И тем не менее новый государь испытывал к своему тезке особую благосклонность. Часто говорил с ним наедине и всячески продвигал по службе.

Однажды, после очередной беседы по душам, он подарил князю аж 5000 душ крестьян, просто так, в знак особой монаршей милости. Подарок весьма щедрый по тем временам…

Князь Паша Дашков – простая и добрая душа, пал тут же своему царственному тезке в ноги и возопил:

– Государь Павел Петрович, не изволь гневаться, но верни лучше свободу моей матушке взамен… Это будет, ей богу, наилучший подарок, поистине царский…

Сентиментальный император взволновался, пустил слезу и отпустил княгиню в Москву из ссылки.

На отношение Екатерины Романовны к сыну, это, впрочем, особо не повлияло… Крута была княгиня Воронцова-Дашкова.

– Хватит тебе водку с рыжиками наяривать, поди вон говядиной отварной с хреном закуси или блинком жирным с маслом да с икоркой или с семужкой. И не тужи ты, Катя! Твоя планида, видать, в другом… Ты ведь, Екатерина Романовна, пожалуй, первая по-настоящему эмансипированная женщина России, ну, не считая Екатерину Великую, конечно… Но водка с грибами в таком количестве – это как-то уж очень по-мужски. Пошли лучше к рыбному столу, да и Цейтлина с собой захватим. А то он голодует, бедолага, вишь, к мясу даже и не прикоснулся, боится.

– Чего боится-то наш надворный советник, князь? – пьяновато спросила княгиня Дашкова.

– Чего-чего… Не кошерного чегой-то по ошибке, не дай бог, прихватить…

– Так пускай барана ест, ежели свинью ему запрещено… Баранину-то ему можно, не так ли?

– Так-то оно так, да только у него вечный страх, что это всё на одном столе стояло, а, следовательно, возможно, что и соприкасалось… Понимаешь?

– Нет, Светлейший, не понимаю! Более того, полагаю это полнейшим полоумием и сумасбродством! Безо всякого рационального разъяснения…

– Нет, тут ты ошибаешься, княгиня, рационал у него как раз-таки есть. Причем на все случаи жизни. Называется он – «Галаха иудейская»…

– Поясни-ка мне поподробнее, князь… ты же знаешь, я ведь филолог по специализации, не теолог. В религиозных догматах не сильна. Особенно за пределами христианства…

– Не прибедняйся, княгиня, – сказал Потёмкин, ласково беря ее за руку, держащую рюмку, уже опять пустую.

– Это ты, князь Григорий, не прибедняйся. Ты у нас знатоком религий слывешь и любителем диспутов теологических. Я слыхала, сколько у тебя в свите имамов да мулл, да ксендзов с пасторами лютеранскими толчется… И попов, и раввинов. И спорят, и спорят все до исступления… впрочем, зная тебя, я не удивляюсь…

– В спорах рождается истина, Екатерина Романовна, извини за избитую фразу…

– Не всегда… Споры религиозные, Светлейший, это споры плохие. Опасные. Из-за таких вот споров протопопа Аввакума живьем сожгли…

– Согласен. И раскол церкви православной тоже трагедией считаю. Но то не спор был тогда, а реформа религиозная. Ты же ученый, Катя, академик. Историю с экономикой должна знать лучше меня. Реформа – это феномен, как правило, продиктованный геополитически и экономически. Часто – неизбежный. Вона как карту Европы полностью перекроил Лютер протестантизмом своим. Реформы религиозные мир частенько перестраивают. Посему реформы, в мире происходящие, тщательно отслеживать надобно и использовать по возможности. А иной раз и провоцировать таковые. Вот послушай Катя, удивлю тебя. Не поверишь, но на настоящий момент, например, из всех религиозных реформ, в мире происходящих, для России важнее всего ваххабизм магометанский, рожденный в жаркой пустыне Аравийского полуострова. Не без нашей небольшой, правда, но помощи.