Последний платеж - [11]

Эдмон на минуту задумался:

— Но его отец, император, слышал я, сильно покровительствовал убийце Пушкина… Даже избавил его от наказания… Если вы разгласите мое намерение, месье Жуковский, это может затруднить для меня выполнение моего замысла… Убийце дадут знать о том, что его ожидает. О том, что Эринии начали за ним погоню…

Задумался и Жуковский:

— Пожалуй, вы правы, — кивнул он после раздумья. — Да вы правы, граф, я ограничусь, если позволите, только сообщением цесаревичу о вашем глубоком и искреннем сочувствии, но если он выразит желание с вами увидеться, надеюсь, вы не захотите от этого уклониться?

Граф Монте-Кристо развел руками:

— Дорогой месье Жуковский! Как такая мысль могла мелькнуть у вас! Удостоиться такой возможности — поговорить с будущим повелителем величайшей державы мира лично — честь, выпадающая немногим. Наши взгляды могут не совпадать, но я буду счастлив и в этом случае. Около двадцати лет назад я беседовал с императором Наполеоном и даже имел от него рукопожатие, и сейчас вы обнадеживаете меня возможностью встретиться с будущим императором России.

Глава VI РУССКИЙ ДОФИН

Свидание графа Монте-Кристо с наследником престола Александром все же состоялось. Совсем еще молодой, только вступивший в жизнь питомец Жуковского был правдив, высок ростом, довольно мужественен, но юнец чувствовался почти в каждом его жесте и слове. Даже голос его еще не оформился как следует. То и дело проскальзывали способные внушить улыбку нотки молодого петушка. Но петушиного задора как-то все же не ощущалось в этом полуюноше. Напротив, бросалась в глаза некая мечтательность, медлительность суждений и осторожность — качества, явно привитые воспитателем Жуковским. Можно было, правда, подозревать и старательно подавляемую пылкость, романтическую восторженность. Но эти черты были, по крайней мере, искусно дисциплинированы воспитанием и этикетом.

Беседа началась с Наполеона, сразу после того, как только цесаревич отдал благодарственный поклон за уже входившее в некий обычай для Эдмона и Гайде почтительное соболезнование о Пушкине.

— Вы, граф, слышал я, были лично знакомы с Наполеоном Бонапартом? — сразу задал вопрос русский дофин. — Виделись с ним, беседовали?

— Да, был такой случай, ваше высочество… Но в момент не слишком для него отрадный — на острове Эльба.

Дофин кивнул:

— Когда у него был перерыв в правлении Францией? Но это был очень интересный переход, как мне кажется. Он правил этим французским островом, как суверен, его именовали — император, а в Париже был король. Император был ниже короля, не правда ли, любезный граф?

Он оглянулся на присутствующего Жуковского. Тот поощрительно кивнул. Ситуация, в которой оказался Наполеон, не могла не выглядеть любопытной и сложной. Вопросы, которые задавал наследник, свидетельствовали о работе его мысли, о его любознательности, по меньшей мере.

Дантес пожал плечами:

— Подавляющее большинство французов, в том числе и я, продолжали считать его и даже называть, не на глазах у полиции, конечно, своим императором.

— Позвольте задать вам такой вопрос, дорогой граф, — неторопливо произнес цесаревич Александр, — французы только что за какие-нибудь десять лет до воцарения Наполеона казнили короля Людовика, сожгли его трон, создали с огромным энтузиазмом мощную вольнолюбивую республику по образцу древней Греции и Рима. И вдруг не прошло, как я сказал, и десяти лет, вашему народу уже потребовался единоличный повелитель, монарх. Причем, не француз, не бельгиец, не эльзасец хотя бы, а человек совсем другой этнической крови — потомок ассиро-вавилонян, финикийцев — корсиканец… Не загадочно ли это? Не говорит ли о неискоренимой потребности людей в поклонении перед кем-то, в ком ощущается большая сила?

— Наполеон создал для Франции еще неслыханный престиж, еще не бывалое в ее истории величие… — вежливо ответил Эдмон.

— Которое тотчас же лопнуло, словно мыльный пузырь… — не улыбаясь, словно повторяя хорошо преподанную и заученную догму, произнес русский дофин. — Оно держалось только грубой силой, силой оружия.

Но он вдруг по-детски сменил свой тон, удивив и Гайде, и Эдмона:

— Однако я очень хочу быть объективным, дорогой граф. Франция чем-то и обязана Бонапарту, кроме престижа, купленного потоками крови. Он ввел какие-то важные реформы, насколько я слышал?

Эдмон облегченно вздохнул и поклонился:

— Ваше высочество хорошо осведомлены… В быт Франции прочно вошел свод лично отредактированных Наполеоном гражданских законов под названием «Кодекса Наполеона». Этот кодекс настолько авторитетен и приятен для народа, что и вернувшиеся к власти Бурбоны не решились его отменить.

— В чем же суть этого кодекса, дорогой граф? — с интересом спросил Александр.

— Прежде всего в обеспечении свободы личности, в прочной охране права собственности, в равноправии всех граждан перед законом, в неограниченности личного прогресса (крестьянин может стать министром) и, наконец, во всемерном поощрении наук и искусств. Наполеон отменил и запретил навечно все какие бы то ни было виды былой феодальной зависимости. Понятие «раб» навеки изгнано из французского мышления.