Последний перевал - [57]
Минутное чувство щемящей скорби захлестнула хлынувшая волна негодования. Да, имя отца, как и матери, священно. Но разве это отец? Можно ли считать отцом негодяя, который забыл про отцовский долг — обманул и осквернил его самые светлые сыновьи чувства? Можно ли называть отцом злодея, который толкал сына к измене, чтобы сделать его презренным отступником? Да какой же это отец, если замахнулся на жизнь его верных друзей?!
Тревога за судьбу разведчиков электрическим током пробежала по всему телу. Что там с ребятами? Живы ли они? Может быть, самураи по указке наводчика уже ворвались в божий храм и размахивают там самурайскими мечами? Надо скорее, как можно скорее спешить к ним — ползти, двигаться любым способом, но спасти их любой ценой.
Тряхнув отяжелевшей головой, Иван поднялся на колени, с трудом встал и, держась обеими руками за перила, поплелся вниз. На последней ступеньке крыльца столкнулся с Евлалией.
— Отмучил мою душу, царство ему небесное, — без сожаления промяукала она, поспешая в дом.
— Ты хоть зарой его в землю по-человечески. Зарой вместе с японцами: к ним он бежал, — сердито бросил Иван.
Но Евлалию в эту минуту беспокоило совсем другое.
— Господи боже мой! — запричитала она. — Двери-то, двери раскрытые. Растащат все до нитки…
— Пятаки бежишь собирать, купчиха Ермакова? — язвительно прохрипел Иван. — Помешались вы на этих пятаках, будьте вы трижды прокляты!
Он крепко выругался и направился, пошатываясь, к чуринскому поместью.
Приближался рассвет. На востоке сквозь разорванные тучи с трудом пробивалась утренняя варя. Легкий ветерок разгонял стелящийся по земле дым, оттесняя его в горы. Купеческие склады уже не горели, а просто чадили. За кирпичной стеной что-то обвалилось и в небо взмыл черный султан копоти, пронизанный мириадами мелькающих искр.
Завернув с улицы в переулок, Иван перевел дыхание и вдруг услышал раскатистый треск пулеметной очереди, а потом уловил глухой, надрывный шум танковых моторов. Все ясно: пришли тридцатьчетверки! Вот почему так дружно улепетывали заморские завоеватели!
За поворотом он угодил в канаву, заросшую бурьяном. А когда выбрался из нее, убедился: его предположения оправдались. На улицу выкатилась забрызганная грязью тридцатьчетверка и, лязгая гусеницами, помчалась к задымленному чуринскому особняку. За ней прогрохотала вторая. Ермаков успел разглядеть торчавшую из люка приметную голову Андрея Хлобыстова и вцепившихся в десантные скобы братьев Охрименко.
— Наши! — выдохнул Иван, потом недовольно, с укором пробурчал: — Не могли пораньше, разгильдяи…
Теперь его волновало только одно: уцелели или не уцелели разведчики, затаившиеся в церквушке? Глянув на плывущий в тучах купол колокольни, Иван заспешил к площади. Шел тяжело, неуверенно, покачиваясь из стороны в сторону. Раскалывалась, как после угара, голова, а в ушах гудел и переливался вальс «На сопках Манчьжурии». В темноте натолкнулся на плетень, порвал маскхалат и сильно ушиб правую ногу. От адской боли застонал, но все-таки нашел в себе силы подняться и идти дальше. Его вело вперед самое светлое и самое чистое чувство, именуемое войсковым товариществом.
В церковной ограде пусто. На темно-зеленых дверях чернел пузатый замок. Иван метнулся к зарешеченному окну, вскочил на выступавший край каменного фундамента, с придыханием позвал:
— Ребята, это я. Танки наши пришли. Вы слышите? Ему никто не ответил.
Из разбитого окна потянуло ладаном и сгоревшим воском.
Ермаков несколько минут постоял и медленно, цепляясь за каменную ограду, поплелся к площади. Неожиданно ему навстречу выбежали Шилобреев и Ахмет. Они выбрались из церквушки через тайный ход и уже рассказали танкистам о своих злоключениях.
— А Санька где? — спросил Иван, предчувствуя недоброе.
— Скончался… — печально ответил Ахмет.
Ермаков опустил голову. Ему жаль было до слез павших фронтовых друзей, с которыми делил в войну и горе и радость. Не пройдет летним утром по росистой траве Санька Терехин, не запоют больше голосистые танкисты, не увидит белых садов над тихой Шилкой мечтатель Сулико. И на приреченской улице в Ольховке вырастут уже не пять домов, как было задумано, а только три, да две березки в стороне — на память о тех, кто сложил свою голову за Большим Хинганом…
Ермаков глухо кашлянул и направился к тридцатьчетверкам, остановившимся посреди базарной площади. Увидев в траве сорванный с крыши флаг, который приколачивал вчера Терехин, приказал:
— Поднять над городом флаг!
— Есть, поднять флаг! — с готовностью ответил Ахмет и, схватив красное полотнище, полез на крышу купеческого особняка.
Подойдя к Хлобыстову, Иван толкнул его плечом, упрекнул, сам не ведая за какие провинности:
— Что же ты замешкался, машинная твоя душа?
— Будто не знаешь, Ермак Тимофеевич, — с горечью ответил тот, не подозревая даже, как вовремя и кстати перекрестил друга.
— Видишь, что получилось?
— И это после капитуляции! — возмутился Андрей.
— Прямо взбесились!
— Значит, мало били! — Хлобыстов взмахнул кулаком и с ненавистью поглядел на восток, куда скрылись японцы. — До моря будем гнать! До Порт-Артура!
Рев танковых моторов нарастал. В косых подвижных лучах двуглазых фар заходили, задвигались, будто проснувшись, мокрые серые фанзы. Около них мельтешили, подпрыгивая, голые черноголовые китайчата, суетились оборванные китайцы, махали над головами круглыми соломенными шляпами, кричали: «Вансуй, вансуй!»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге две повести — «На Забайкальском фронте» и «Жизнь продолжается». В центре первой повести — советские солдаты, с честью выдержавшие все испытания и оправдавшие высокое доверие Родины в боях с японскими милитаристами. Вторая повесть посвящена бывшему забайкальцу, совершившему бессмертный подвиг в боях на подступах к городу Ленина, — Г. П. Масловскому. В очерках военных лет автор рассказывает о воинах-забайкальцах, которые в годы Великой Отечественной войны стояли в готовности к отражению возможной агрессии милитаристской Японии, а в августе сорок пятого принимали участие в разгроме Квантунской армии. Для массового читателя.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.