Последний - на Арлингтонском кладбище - [66]

— И он взялся за это?

— Да, сэр. Продюсером фильма был Боб Торли. Он расскажет вам, что произошло.

Через несколько минут вошел человек в сером кашемировом свитере, серых брюках, мягких кожаных ботинках и пожал руку Уильямсу.

— Ну и псих этот Болтон, а?

— Как он среагировал на четыре повторных интервью? — спросил Уильямс.

— Среагировал? Его это чуть не доконало. Начну с того, что он был в скверной форме. Я еще при первой встрече заметил, что он слишком нервный для работы. Наверно, мистер Джексон, взяв его, просто оказал ему любезность, потому что он, — вьетнамский ветеран и все такое прочее.

— Тогда я думал, — сказал Джексон, — что мы сможем использовать его пленку.

— Но после того, что Болтон выяснил, это стало невозможно. Видите ли, мы хотели, чтобы он навел справки о тех людях, прежде чем соваться к ним за интервью. И когда он вернулся, злющий, как черт, я спросил, в чем дело. Он сказал: те четверо обожателей Кеннеди теперь превратились в шлюху, мошенника, бездельника-пьяницу и педика.

Уильямс задумался. Первых троих он мог определить, поэтому педиком оставался Уорнки. Уорнки? Футбольный тренер?

— Он не уточнял, кто есть кто?

— Нет. Какой смысл? Он сказал, что не станет снимать их в память о Кеннеди, потому что они осквернили — именно так он и выразился — все, ради чего Кеннеди трудился. Заявил, что не позволит нам использовать свою пленку с похорон после того, что узнал. Мы ответили: ладно, обойдется. И все.

— Одному продюсеру в Балтиморе он сказал, что был выгнан с работы из-за взглядов! У него были безупречные взгляды. Он любил Кеннеди и работал над этой передачей, как вол. Мы поручили ему отредактировать несколько сцен, выяснить кое-что из времен Кеннеди, и он был рад, как ребенок.

— Значит, насколько вам известно, он разочаровался в замысле, узнав, что сталось с теми четверыми?

Джексон развел руками.

— В чем же еще могло быть дело? В тот день он ушел отсюда и больше не возвращался. Точка. Не скажу, что его уход явился ударом для нас — в конце концов, он был просто внештатником, — но он так горячился, не желая использовать эту пленку, что от этого, вероятно, часть ее стерлась. В общем, мы решили обойтись без этих четверых, в том числе, разумеется, без интервью Болтона на похоронах.

Уильямс спросил, можно ли ему посмотреть юбилейный фильм.

— Я бы рад помочь вам, мистер Уильямс, но там даже нечего смотреть. Фильм так и не был закончен. Зато можете посмотреть версию этого года.

— А почему не закончен прошлогодний фильм?

— Болтоновский? Отделы новостей на телестудиях не любят независимых продюсеров-документалистов, мистер Уильямс. Они хотят сами делать все свои передачи… В телебизнесе это хорошо известно. Поэтому нам сообщили в последнюю минуту, что часы наибольшего приема заняты и заказчик отказывается от фильма. Полгода работы пошло насмарку, но теперь у нас надежный заказчик, и мы делаем новый юбилейный телефильм. С полной гарантией.

Уильямс знал, что Джексон говорит правду. Однажды он принимал участие в антитрестовском деле против телекомпаний, захвативших часы наибольшего приема, и в частности отделов новостей, отказывающихся от независимых продюсеров.

— У вас нет пленки Лоуэлла? — спросил он.

Джексон покачал головой.

— Тогда я хотел бы посмотреть новый фильм.

— Да-да, — сказал Джексон. — Сейчас я свяжусь с монтажером.

Он позвонил секретарше и потребовал к телефону Санчеса. Когда Санчес взял трубку, Джексон сказал:

— У меня здесь человек, ему нужно посмотреть наш новый фильм о Кеннеди. Монтаж не закончен?.. Что ты можешь показать ему?.. Ясно. Минутку. Монтаж еще не закончен, — сказал он Уильямсу, — но Санчес может показать вам несколько эпизодов с разных пленок.

— Когда монтаж будет закончен?

Джексон спросил в трубку Санчеса.

— Пока не может сказать. Они ждут какую-то пленку, а когда она поступит, неизвестно.

— Я еще приеду, — сказал Уильямс.

Джексон поглядел на него.

— Я все же не понимаю, какое отношение фильм этого года имеет к Болтону. Болтон не принимал в нем никакого участия.

Но вместо ответа Уильямс спросил:

— Когда ваша передача идет в эфир, мистер Джексон?

— Двадцать второго ноября в восемь часов.

Уильямс поблагодарил его, Торли и вышел из кабинета. Но, проходя мимо, он остановился у стола секретарши, принимающей посетителей, изящной брюнетки, та одарила его улыбкой.

— Мистер Джексон говорит, что в тот день, когда уходил Джефф Болтон, дежурили вы. Помните?

— О, конечно. Он славный парень. Нервный только очень.

Зазвонил телефон, и Уильямсу пришлось ждать, пока секретарша вставит штекер в гнездо. Потом она взглянула на него и сказала:

— Я только знаю, что мистер Брокуэй пришел к мистеру Джексону. А через пять минут Джефф вернулся с ленча, вид у него был просто ужасный. Бедняга, с тех пор как он повидал тех, кого интервьюирировал, на нем лица не было.

— Ну и что?

— Я не знаю, что произошло. Он зашел к мистеру Джексону и вышел через десять минут бледный как смерть. Я спросила: «Что случилось?» А он: «Ничего. Ничего». Вышел, и больше я его не видела.

— Кто такой мистер Брокуэй?

— Один наш финансист из другого города. Он приезжает сюда по делам время от времени, поэтому здесь у него есть кабинет. Мистер Джексон очень любезен с ним.