Последний конунг - [4]

– Переоденься в сухое и ступай к караульщикам у главных ворот, – приказал дневальный, когда я доложил о себе. Ему было не больше двадцати, но и он пребывал в столь же нервозном состоянии, что и врач, посетивший умирающего императора. Это грек из одной из знатнейших константинопольских семей, немало заплатившей за покупку должности в императорской гвардии. Во дворец его устроили в надежде, что ему как-нибудь удастся привлечь внимание басилевса и получить повышение. Теперь их денежки пропадут, коль скоро новый басилевс из соображений собственной безопасности заменит все наше греческое начальство. Вот еще одно лукавство, столь присущее дворцовой жизни: византийское общество по-прежнему делает вид, что Этерия – греческая. Дети знатных семейств гордятся тем, что они гвардейцы и носят знаки отличия старых дворцовых полков – Схола, Экскувиты, Нумера и прочее, – но когда доходит до настоящего дела, басилевс доверяет только нам, чужеземцам, своим дворцовым варягам.

Я присоединился к двадцати моим товарищам у главных ворот. Они уже накрепко замкнули створы, не испросив на то разрешения у хранителя, чьей обязанностью было надзирать за открытием ворот на рассвете, закрытием в полдень и повторным открытием на несколько часов под вечер. Однако сегодня смерть императора лишила его власти, и хранитель в растерянности не знал, что предпринять. Декурион решил за него. Он приказал никого не впускать и не выпускать.

Когда я появился у ворот, там что-то происходило, слышался громкий стук и громогласные нетерпеливые крики.

– Хорошо, что ты пришел, Торгильс, – заметил начальник караула. – Может, хоть ты поймешь, чего хотят эти бешеные люди там, снаружи.

Я прислушался.

– Думаю, им лучше открыть, – сказал я. – Похоже, за воротами стоит Великий патриарх и требует, чтобы его впустили.

– Великий патриарх? Этот старый козел в черной одежде, – проворчал начальник караула, стойкий приверженец исконной веры. – Ребята, отворите боковую калитку и впустите монахов. Но зажмите носы. Они редко моются.

Мгновение спустя разъяренная ватага монахов, все с бородами по грудь и в черных одеяниях, ворвалась в открытую калитку и, окинув нас свирепыми взглядами, поспешила по коридорам, добродетельно шлепая сандалиями и клацая своими деревянными посохами по мраморным плитам пола. Среди них я увидел белобородую фигуру Алексея Студийского – главного церковного начальника империи.

– Интересно, с какой стати они примчались сюда из своих монастырей? – пробормотал кто-то из варягов, закрывая калитку и опуская засов.

На этот вопрос ответ был получен позже, когда наша смена кончилась и мы вернулись в караульню. С полдюжины моих соратников бездельничали там и скалили зубы.

– Эта старая сука уже добыла себе нового мужа. Едва убедилась, что Роман явно не жилец, как тут же послала за высшим священником.

– Я знаю, мы впустили его с его воронами.

– Ну так вот, наверняка она призвала их не для того, чтобы они совершили над ее возлюбленным супругом последние обряды. Священники еще были в пути, когда эта старуха срочно созвала своих советников, в том числе и эту хитрющую змею, орфанотропа. Она сообщила им, что желает, чтобы ее возлюбленный стал новым басилевсом.

– Неужели этот пустоголовый красавчик?!

– У нее уже все продумано. Она утверждает, что по праву императорского происхождения она осуществляет преемственность власти в государстве и что «ее дорогой Михаил» – так она назвала его – должен взойти на трон вместе с ней в интересах империи.

– Ты что, шутишь? Откуда ты все это знаешь?

Гвардеец презрительно фыркнул.

– Орфанотроп поручил четверым из нас охрану императрицы на случай покушения на ее жизнь. Само собой, это была уловка. Когда появились остальные придворные, чтобы обсудить все это дело насчет преемника, они увидели там гвардию и пришли к выводу, что все уже решено.

– А что было, когда пришел высший священник?

– Он сразу же приступил к обряду – повенчал старуху с ее молодым любовником. Наверняка она дала ему хорошую мзду, и через час они стали мужем и женой.

Этот причудливый рассказ был прерван появлением еще одного начальника-грека, каковой, вбежав в караульню весь всполошенный, велел снаряжать полный наряд императорского караула. Он кричал, чтобы мы поторапливались. Пришлось нам обрядиться и отправиться с ним в Триклиний, огромный зал для приемов.

Три десятка воинов при всем параде шагали по коридорам в огромный зал с мозаичным полом, увешанный шелковыми стягами и украшенный богатыми иконами, где басилевс официально принимал своих сановников, иностранных послов и прочих знатных особ. Два разукрашенных трона стояли на возвышении в дальнем конце зала, и наш начальник провел нас прямо к нашему месту – мы должны стоять полукругом позади возвышения, откуда виден весь приемный зал. Дюжина конюших и главный церемониймейстер Триклиния деловито проверяли, все ли в порядке к прибытию их величеств. Скоро императрица Зоэ и ее молодой муж вошли в зал и быстро направились к престолам. Рядом шел орфанотроп, несколько священников высокого ранга и стая придворных из дворцовых приверженцев императрицы. Зоэ и Михаил взошли на возвышение, наш начальник-грек подал знак, и мы, дружина телохранителей, послушно подняли наши секиры перед собой в положенном приветствии. Императрица и император повернулись к залу. Когда они уже собирались сесть, произошла неожиданная заминка. По обычаю гвардия подтверждает присутствие басилевса, когда тот занимает место на троне. Император опускается на трон, а гвардия возлагает секиры на правое плечо. Это означает, что все в порядке и что дела в империи идут нормально. Теперь же, когда Зоэ и Михаил готовы были усесться на свои подушки на тронах, мои товарищи и я стали вопросительно переглядываться. Прошло мгновение, а мы не двигались. Я шкурой почувствовал, как в тревоге напрягся наш начальник-грек, но тут гвардия единым движением поместила секиры на плечо. Я буквально услышал вздох облегчения, который испустила свита Зоэ.