Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э. - [15]
Примечательно, что сначала легаты консула были отправлены к этолийцам и ахейцам. При этом Полибий пишет о прибытии в Этолию лишь легатов Постумия, но не о послах сената. Такое разграничение показательно. О торговых делах с этолийцами римляне переговоров не вели, поэтому послов к ним не отправляли. Прибытие же легатов, видимо, не нужно связывать только с тем фактом, что это были два самых сильных союза в Греции; следует учесть, что прежде к ним же направлялись послы Иссы с просьбой о военной помощи. Поэтому действия Постумия следует рассматривать скорее как акт вежливости по отношению к дружественному государству, чем установление официальных дипломатических отношений с этими федерациями. Кроме того, о пиратской деятельности этолийцев римляне также должны были слышать, а накануне войны с Карфагеном для Рима была нежелательна новая угроза римским коммуникациям. В таком случае прибытие легатов сразу после окончания боевых действий в Иллирии должно было послужить мягким предупреждением этолийцам от необдуманного повторения судьбы северных пиратов.
Таким образом, едва ли правомерно утверждать, что первые контакты римлян состоялись с врагами Македонии. Важнее факт, что сенат в тот момент не собирался развязывать войну на востоке, так как не мог делать долгосрочных прогнозов. Римляне не могли знать, что произойдет в Греции через несколько лет, а следовательно, появление их на Балканах было случайным событием, стечением обстоятельств в конце Деметриевой войны. Все эллинские государства остались в стороне от непосредственного участия в римско-иллирийском конфликте и не восприняли его как фактор угрозы своей независимости. Факт игнорирования сенатом Македонии не следует воспринимать как определение Римом следующей цели своей агрессии. Вероятнее всего, это государство их вообще не занимало до начала римско-македонских войн[131]. Соответственно, едва ли стоит принимать во внимание риторическое замечание Юстина (29, 3, 8), что римляне не были свободны от страха перед Македонией и что их будто бы пугала давняя слава македонской армии, покорившей Восток. Наконец, выходя за рамки исследуемого периода, нужно отметить еще один немаловажный момент: даже почти два столетия спустя после описываемых событий римские политики вряд ли понимали сущность политических отношений в эллинистических государствах[132]. Непонимание это, по мнению Е. В. Смыкова[133], было основано на несходстве фундаментальных политических ценностей эллинистического мира и Рима и было общим для всех римских политических деятелей. Поэтому недопустимо говорить, что при своем первом контакте с этим миром римляне уже разобрались во всех тонкостях греко-македонских отношений, а следовательно, едва ли нужно придавать большое значение тому обстоятельству, что римские послы не посетили Македонию.
Кроме того известно, что античная дипломатия имела довольно примитивную структуру внешних межгосударственных связей[134]. Дипломатические миссии носили эпизодический характер, отсутствовал институт постоянного представительства. Система ведения переговоров основывалась на отстаивании своих позиций и требовании уступок. Манипулирование при этом «силовым фактором» нередко приводило к объявлению войны[135]. Рим, пожалуй, чаще других государств демонстрировал готовность заменить дипломатические средства на военные. Принимая во внимание приведенные выше обстоятельства, можно с уверенностью говорить, что шаги, предпринятые сенатом после победы над иллирийцами, нельзя рассматривать как установление дипломатических отношений с врагами Македонии, поскольку на том этапе развития античной дипломатии такие политические инструменты были для нее не характерны.
Следующий этап римско-иллирийских отношений связан с еще одним заинтересованным лицом — Деметрием Фарским. Его личности можно посвятить отдельное исследование, но в нашу задачу это не входит. В данном месте необходимо отметить лишь несколько весьма важных моментов. Иллирийский династ Деметрий, оказавший услуги римлянам в первую войну, чувствовал себя весьма уверенно и безнаказанно до 220 г. Его корабли, так же как и суда другого иллирийского вождя Скердилаида, неоднократно заплывали южнее Лисса. Примечательно, что они не затрагивали городов, входивших в сферу римских интересов, т. е. Эпидамна, Аполлонии и Коркиры, — вероятно, в их задачи не входило провоцирование Римской республики. Пользуясь начавшейся войной с Ганнибалом, Деметрий активно расширял сферу своего влияния. В результате его усилий к 220 г. к востоку от Италии появляется мощная, независимая, нестабильная и потенциально опасная для римлян сила на море[136]. Подобные действия в условиях, когда Рим был занят войной с Карфагеном, несли угрозу для римлян, так как могли привести к установлению иллирийского контроля над Ионийским заливом[137], открыв южноиталийские территории для нападения с моря.
