Последний - [9]

Шрифт
Интервал

— Добрый день, — стоило мужчине, удовлетворившись беглым осмотром, направиться к одному из выходов, лавируя между спешащими людьми и нелюдьми, как на клочке пустого пространства возле самого выхода возникла фигура смотрителя.

— Добрый, — помедлив, но ни на миг не усомнившись, что обращаются к нему ответил путник. Его поприветствовал холодный блеск очков в золотисто-вулканической оправе. В зеркальных стеклах отразилось обрамленное гривой черных волос лицо. С немного приплюснутым в потасовках носом, голубыми орлиными глазами и выдающимся вперед над стоячим воротничком чешуйчатой куртки небритым подбородком.

— Согласно принятому распорядку правил к нам нельзя с оружием, — пояснили очки надетые, как могло показаться, на благообразного старичка. — Мирные жители имеют право лишь на короткие ножи, упакованные в установленной форме. Перевозка мечей, алебард, топоров и другого вооружения производится в опечатанном виде. При наличии разрешения.

— Похвальная осторожность, — не очень любезно оценил распорядок правил брюнет. — Но я же не захожу к вам снаружи. Я пришел через проход. Думаете мне не пришлось объясняться с вашими друзьями?

— В Западном Круге неспокойно. Хотелось бы убедиться, — спокойно ответил смотритель. Его очки выдавали здравое сомнение в наличие у небритой образины разрешение на ношение изуверского вида клинка.

Казалось бы, на какие оправдания может безвредного вида очкастый старичок рассчитывать от злодейского вида нарушителя? На легкую оплеуху по морщинистой, как изъеденный короедами ствол, физиономию? Или на пинок, как к не вовремя подавшей голос псине?

Мужчина, не пикнув, полез в косой карман куртки и вынул на свет прямоугольную золотую пластинку с оттиском крылатого меча рассекающего пополам череп химеры. Круглые зеркальца на несколько мгновений словили отражение оскала, после чего пластинка вернулась в карман. Мужчина же, отвлекшись от смотрителя, провожал взглядом двигающуюся к третьему проходу безликую черную фигуру в остроконечном капюшоне. Стоящие в очереди люди торопливо уступали место тихо бредущему своим путем жнецу.

— Проходите, — не обратив на сборщика душ никакого внимания отступил в сторону старик. И добавил, уже в спину: — С возвращением, господин Леград.

Нужно ли говорить, что имени путника он знать не мог. Если только не видел его раньше, при других обстоятельствах. Названный Леградом проигнорировав приветствие уже шел через Центральный зал к выходу на поверхность.

В тот день, как впрочем и в любой другой в Преисподней было многолюдно. Буднично и повседневно топтали посеревшие от пыли, некогда терракотовые плиты сотни башмаков. Леград шел к угадывающемуся вдали выходу, представляющему собой расщелину между створками врат, толщиной в небольшую улицу. Через неё в темные залы Преисподней, освещаемые светильниками в глазах каменных горгулий на стенах и смотрящих с потолка гарпий, попадал настоящий солнечный свет.

Он чувствовал на себе беглые взгляды других посетителей Преисподней — в большинстве своем самых обычных людей, просто обращающих внимание на вооруженного человека. Местные смотрители, носящие контрастирующую с тонами Преисподней серо-синюю униформу, напротив, казалось, игнорировали его. Сам же Леград отмечал их машинально, по почти одинаковым у всех очкам. Отмечал и удерживал на периферии взгляда так, словно чего-то ждал от скромных служителей. Старая, въевшаяся под кожу привычка.

… Внешний мир встретил его давно позабытой приветливой радостью домашнего питомца, торопящегося вылизать лицо розовым языком солнечных лучей и свежего (по-настоящему свежего!) воздуха. Отвыкший от подобного Леград так и застыл на выходе, превратившись в преграду для обминающих его жителей, обозревая расположенный к югу от выхода из Преисподней город Крессим.

— Карету для господина? — воспользовавшись заминкой солидного, как могло показаться со стороны, клиента, подскочил пузатый извозчик в жилете, застегнутом через одну пуговицу, поверх потемневшей без долгой стирки сорочки. — Доедем до привратной за пятнадцать минут!

— Обойдусь, — небрежно отмахнулся Леград, переводя взор с недалекого великолепия черепичных крыш на близкую расторопность местных промышленников. Естественный спуск с пригорка на котором расположились навсегда раскрытые врата в Преисподнюю, был аккуратно вымощен камнем и подводил ноги путешественников к небольшим, уставленным цветастыми палатками торговым рядам, за которыми виднелась редкая поросль старых сосен и кипарисов, отделяющая представителей свободной торговли от довольно большого пригорода. Торговали внизу, всем понемногу здраво делая упор на пищу.

И конечно же его уже ждали.

— Эгей! — радостно воскликнул средних лет франт, соскакивая с подножки древесного цвета экипажа на землю. — Сколько лет, сколько зим, дружище!

Быстро взбежав по дорожке он заключил немного растерявшегося Леграда в объятия и прочитав недоумение на его лице, шутливо стукнул в плечо кулаком.

— Отлично выглядишь, друг! Совсем, совсем не изменился! Словно вчера расстались!

— Здравствуй, Мелгот. А ты…

— Что стильно, да? — засмеялся тот, довольно пригладив фалды дорогого камзола. — Стараюсь носить только лучшее.


Еще от автора Андрей Александрович Колесник
История Темного Властелина

Во все времена Темные Властелины ошибались и ценой тех ошибок были их жизни, их власти. Казалось бы нет ничего проще для неглупого эгоистичного властолюбца, чем учесть чужие ошибки построив свое великое Царствие, об которое сломают зубы все привыкшие к классическим ходам короли. Но, как быть Темному Властелину если его врагом станет не герой или добрый волшебник, а кто-то непостижимый уму и здравому смыслу.


Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела

После развала СССР многие подумали, что мир сошел с ума – в новостях стали рассказывать о страшных убийствах, о разбойных нападениях и грабежах. Но было ли действительно спокойно жить в Стране Советов или же результаты последней уборочной кампании прикрывали, словно ширмой, реальное положение дел? Автор расскажет вам о самых громких преступлениях и о самых коварных злодеях Советского Союза. Подробности преступлений, фотографии, ошибки и просчеты следствия, а также кульминация расследований – все это можно найти в книге.


Меч и плеть

От рассвета времени история человеческого рода была предрешена. Побеждает сильнейший. Выживает хитрый. Суров мир, взращенный на подобном порядке. Другого не будет. Здесь странствуют рыцари, чье благородство умещается на гербе. Здесь нет места шепчущим заклятья седобородым магам. Здесь живут другие, свыкшиеся с мыслью, что мощь рудной магии обманчива. Что ее подлинная сила, скрытая за восторженностью масс и престижем благородного дома, в умении приспособиться. Здесь высокие лорды, играют в собственные игры, между делом решая судьбу королевства.


Стихия Перемен

Иногда могущество, лишь ветхая пелена, чья иллюзорная сила не способна защитить от злого зимнего ветра, выкручивающего как тряпку на ветру всех тех, кто искренне верил в свою непобедимость. Иногда армии людские и вся магия мира значат не больше горсточки песка, под напором неумолимого морского прибоя. Когда такое случается и Свет с его порядком, предложенными вековыми правилами, оказывается задут порывами Хаоса, остается лишь Тьма. Тьма покорившаяся воле Великого Дракона Триградья, чья жажда власти и побед не знает предела.


Рекомендуем почитать
Охотники на Велеса

Сумеет ли Любава, послух князя, выполнить задание, несмотря на противостояние польского посланника и жителей колдовского Муромля? Города песенников и сказителей, детей Велеса? 1054 год. Правление князя Ярослава Новгородского. Мятеж волхвов в Залесье. Использована концепция «Славянских древностей» Иванова и Топорова, Для реконструкции народно-религиозного творчества взяты образы современного фэнтези, потому что по существу фантазии жителей 11 века и современных людей удивительно совпадают.


Сердце осы

Старый Крым, наши дни. Одинокая татарка Айше-абла подобрала у подножия горы Агармыш новорожденную девочку. Милую, кроткую, нежную… вот только с птицами и зверями малышка ладила куда охотнее, чем с людьми. И дела у татарки пошли все лучше — не иначе колдовством промышлять стала. Кто же вырастет из найденыша? В тексте есть: смерть, крым, осы.


Homo magicus. Искусники киберозоя

Двое друзей в результате несчастного случая попадают из 23-го примерно в 30-й век. Думаете, через тысячу лет сохранятся коптящие заводы? Нет, — идет конец техногена. И все может быть гораздо интереснее. Маги, говорящие на языках программирования… Растущие на деревьях готовые изделия. Я затрудняюсь назвать жанр. Это… научная фэнтези. Написана ещё в 1995. Научная Фэнтэзи, созданная неудержимым воображением автора — инженера и программиста. Ведь программист… он почти что супермен… Он владеет Истинной речью… и повелевает рукотворной природой, особенно такой, как в этой книге, где дома растут, как грибы после дождя, где в соседнем лесу можно найти новейший процессор, "летающую тарелку", живое такси или повстречать прекрасную амазонку. Герои повести с первых мгновений втянуты в извечную борьбу добра и зла, где истинные намерения иногда грубо, а иногда тонко завуалированы.


Алмарэн

Маленького мальчика похищает огромное страшное чудовище, но нет, не хочет съесть, а просит лишь одного — остаться с ним. Но, такое ли страшное это чудовище, как кажется сначала? Так или иначе, ему ничего не остается, как жить с монстром бок о бок.


Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Пародийно-юмористические истории, действие которых происходит в мире Малазанской империи, сочинялись Стивеном Эриксоном с 2002 года. К настоящему времени (2019 год) издано шесть историй, и сюжет автором еще не исчерпан. В одном из интервью писатель назвал их данью уважения "Рассказам о Фафхрде и Сером Мышелове" Фритца Ляйбера; впрочем, предметом фарсовой игры является, скорее, весь объем "триллеров" и "ужастиков" современной масс-культуры. Падкие на убийства колдуны-некроманты Бочелен и Корбал Броч, возможно, запомнились читателю по "Памяти Льда".


Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Продолжение похождений неугомонных некромантов, ставших желанной добычей всех блюстителей добродетели и стражей закона. Переведены 2 из 3 историй: Гаддова Крепость (The Wurms of Blearmouth) и По следу треснутого горшка.