Последний Катон - [51]

Панихида и похороны закончились, и пока мы возвращались в дом и ждали, когда подадут на стол, я попросила Джакому, чтобы она дала мне машину, чтобы съездить в Палермо, потому что договорилась встретиться с Фарагом и Глаузер-Рёйстом в двенадцать тридцать в ресторане «Ла Гондола» на улице Принчипе-ди-Скордиа.

— Ты что, с ума сошла? — воскликнула сестра, вытаращив глаза. — Разве можно в такой день ходить по ресторанам?

— Это по работе, Джакома.

— Мне все равно! Звони своим друзьям и говори им, чтобы приезжали обедать сюда. Ты никуда не поедешь, понятно?

Так что я позвонила по сотовому Глаузер-Рёйсту и объяснила, что по очевидным семейным обстоятельствам я не могла покинуть виллу и что они с профессором приглашены к нам на обед. Я, как могла, объяснила ему, как к нам проехать, и несколько раз уловила в его интонациях какую-то недомолвку, которая вызвала у меня раздражение.

Наконец они приехали, когда мы уже собирались садиться к столу. Капитан был, как всегда, безукоризненно одет и выглядел торжественно, а Фараг сменил свой обычный стиль чиновника из далекой африканской страны на одежду отважного исследователя и воинственного водителя джипов. Как только они вошли в дом, я начала их всем представлять. Профессор казался растерянным и скованным, но в его глазах явно читалось любопытство ученого, изучающего новый, неизвестный ранее вид животного. Глаузер-Рёйст, напротив, прекрасно владел ситуацией. Его апломб и уверенность в себе были приятны в этой грустной, напряженной атмосфере, в которой мы находились. Мать приняла их любезно, а стоявший рядом с ней Пьерантонио, к моему удивлению, поздоровался с капитаном очень сердечно, словно они уже были знакомы, но слишком наигранно. Поздоровавшись, они разошлись, будто одинаковые полюса двух магнитов.

Я со вчерашнего дня безуспешно хотела поговорить с Пьерантонио, но тут, когда мы, воспользовавшись хорошей погодой, вышли в сад пить кофе после обеда, он загнал меня в угол. Мой брат утратил свой всегдашний цветущий вид. Под глазами у него были темные круги, а на лбу прочертились морщины. Он взглянул на меня в упор и довольно резко схватил за запястье.

— Почему ты работаешь с капитаном Глаузер-Рёйстом? — без предисловий выпалил он.

— Откуда ты знаешь, что я с ним работаю? — удивленно ответила я.

— Мне сказала Джакома. А теперь отвечай на мой вопрос.

— Я не могу тебе ничего рассказать, Пьерантонио. Это связано с тем, о чем мы говорили в прошлый раз, на именинах отца.

— Я уже не помню. Освежи мне память.

Я растерянно повела свободной рукой, повернув ее ладонью кверху.

— Что с тобой, Пьерантонио? Ты с ума сошел, что ли?

Будто очнувшись от сна, брат ошеломленно взглянул на меня.

— Прости, Оттавия, — пробормотал он, выпуская мою руку. — Я разнервничался. Извини.

— Но почему ты разнервничался? Из-за капитана?

— Прости, забудь об этом, не обращай внимания, — ответил он, отходя в сторону.

— Иди сюда, Пьерантонио, — скомандовала я серьезным и повелительным тоном; он резко остановился. — Ты никуда не уйдешь без объяснения.

— Крошка Оттавия бунтует против старшего брата? — с веселой улыбкой пошутил он. Но я не засмеялась.

— Говори, Пьерантонио, а то я на самом деле рассержусь.

Он очень удивленно посмотрел на меня и, снова нахмурив лоб, сделал два шага в мою сторону.

— Ты знаешь, кто такой Каспар Глаузер-Рёйст? Знаешь, чем он занимается?

— Знаю, — ответила я, — что он состоит в швейцарской гвардии, хоть и работает в церковном трибунале, и что он координирует расследование, в котором я принимаю участие как палеограф тайного архива.

Мой брат тяжело покачал головой.

— Нет, Оттавия. Не заблуждайся. Каспар Глаузер-Рёйст — самый опасный человек в Ватикане, черная рука, выполняющая постыдные дела церкви. Его имя связано с… — Он резко остановился. — Вот это да! Как это моя сестра работает с типом, которого боятся и небо, и земля?

Я превратилась в соляную статую и не могла никак отреагировать.

— Что скажешь, а? — не унимался брат. — Теперь ты не можешь дать мне объяснение?

— Нет.

— Ну, значит, разговор закончен, — подытожил он, повернулся и направился к группе людей, беседовавших вокруг садового стола. — Осторожно, Оттавия. Этот человек не такой, каким кажется.

Когда я смогла прийти в себя, я заметила вдалеке фигуры матери и Фарага, занятых оживленной беседой. Я пошла в их сторону неуверенным шагом, но на полпути дорогу мне перекрыла исполинская громада капитана.

— Доктор, мы должны выехать как можно скорее. Становится поздно, и скоро будет темно.

— Откуда вы знаете моего брата, капитан?

— Вашего брата?.. — удивился он.

— Послушайте, не притворяйтесь, что ничего не знаете. Я знаю, что вы знакомы с Пьерантонио, так что не лгите.

Кремень с невозмутимым видом оглянулся вокруг.

— Полагаю, отец Салина не сообщил вам эти сведения, так что не мне это делать, доктор. — Он посмотрел на меня сверху вниз. — Скажите, пожалуйста, мы можем ехать?

Я кивнула и в отчаянии провела руками по лицу.

Распрощавшись со всеми по очереди, я уселась в машину, которую Фараг с капитаном взяли напрокат в аэропорту, — «Вольво S40» серебряного цвета с темными стеклами. Мы проехали через город, чтобы попасть на шоссе 121 до Энны, находящейся в сердце острова, и оттуда выехать на автостраду А19, ведущую в Катанию. Глаузер-Рёйст, получавший от вождения огромное удовольствие, включил радио и слушал музыку, пока мы не выехали из Палермо. Когда мы очутились на шоссе, он прикрутил звук, и сидевший сзади Фараг склонился вперед, опершись руками на спинки наших сидений.