Последний из могикан - [79]
— Когда вы посылаете отряды на войну, я полагаю, что вы, по крайней мере, считаете нужным установить известные знаки и места для стоянок, чтобы те, кто сражается на вашей стороне, — пробормотал разведчик, — могли знать, где и когда они могут встретить друга…
— Выслушайте меня, — прервал его Дункан. — От этого верного спутника вы узнали, что индейцы принадлежат к двум племенам, если не к двум различным народам. У одного из этих племен — у того, которое вы считаете ветвью делаваров, — находится та, кого вы называете темноволосой. Другая, младшая, безусловно у наших открытых врагов — гуронов. Мой долг — ее освободить. Поэтому, пока вы будете вести переговоры об освобождении одной из сестер, я сделаю все, чтобы спасти другую, или умру!
Огонь мужества блистал в глазах молодого воина, вся его фигура являла собой внушительный вид. Соколиный Глаз, слишком хорошо знавший хитрости индейцев, предвидел все опасности, угрожавшие молодому человеку, но не знал, как бороться с этим внезапным решением.
Может быть, ему и понравилась смелость юноши. Как бы то ни было, вместо того чтобы возражать против намерения Дункана, он внезапно изменил свое настроение и стал помогать выполнению его плана.
— Ну, — проговорил он с добродушной улыбкой, — если олень хочет идти к воде, его надо направлять, а не плестись у него в хвосте. У Чингачгука хватит красок всяких цветов. Присядьте на бревно, и — я готов прозакладывать жизнь — он скоро сделает из вас настоящего шута, так что угодит вам.
Дункан согласился, и могиканин, все время внимательно прислушивавшийся к их разговору, охотно взялся за дело. Опытный в хитроумном искусстве своего племени, он быстро и ловко расписал юношу узорами, которые на языке индейцев означают дружбу и веселье. Он тщательно избегал всяких линий, которые могли быть приняты за тайную склонность к войне; индеец старательно нарисовал все признаки, которые выражали дружбу. Затем Дункан оделся подходящим образом, так что действительно с его знанием французского языка можно было принять его за фокусника из Тикондероги, бродящего среди союзных, дружественных племен.
Когда решили, что Дункан достаточно разрисован, разведчик дал ему несколько советов, уговорился насчет сигналов и назначил место свидания. Прощание Мунро с его молодым другом было печальным, но старый воин проявил большую сдержанность при разлуке, чем можно было ожидать от этого сердечного, честного человека, если бы он был в менее угнетенном состоянии духа. Разведчик отвел Хейворда в сторону и сказал ему, что собирается оставить старика в каком-нибудь безопасном месте под наблюдением Чингачгука, а сам отправился с Ункасом на разведку среди народа, который он имеет основание считать делаварами. Потом он снова возобновил свои наставления и советы и закончил их, сказав торжественно и тепло:
— А теперь да благословит вас небо! Вы проявили мужество, и оно мне нравится, потому что это дар юности с горячей кровью и смелым сердцем. Но поверьте предостережению опытного человека: чтобы победить минга, вам придется пустить в дело все свое мужество и ум, более острый, чем тот, которого можно набраться из книг. Да благословит вас бог! Если гуронам удастся снять ваш скальп, положитесь на человека, которого поддержат два храбрых воина. За каждый ваш волосок они возьмут жизнь одного из врагов!
Дункан горячо пожал руку следопыту, еще раз поручил ему своего престарелого друга и сделал знак Давиду идти вперед.
Соколиный Глаз в продолжение нескольких минут с явным восхищением смотрел вслед энергичному молодому человеку, потом в раздумье покачал головой, повернулся и повел свою часть отряда в лес.
Дорога, избранная Дунканом и Давидом, шла через место, расчищенное бобрами, и вдоль края их пруда. Когда Хейворд остался наедине с этим простаком, так малопригодным, чтобы оказать поддержку в отчаянном предприятии, он впервые ясно представил себе все трудности принятой на себя задачи. В сгустившихся сумерках еще страшнее казалась пустынная, дикая местность, простиравшаяся далеко по обе стороны от него; было что-то страшное даже в тишине этих маленьких хижин, которые, как известно, были чрезвычайно заселены. Дункана поразили великолепные постройки бобров и удивительные предосторожности, которые соблюдали их мудрые обитатели при возведении своих жилищ. Даже животные этой дикой местности обладали инстинктом, близким к его собственному разуму. Дункан с волнением подумал о неравной борьбе, в которую он так опрометчиво вступил. Затем он вспомнил Алису, ее горе, опасности, которым она подвергалась, и весь риск его собственного положения был забыт. Подбодрив Давида, он двинулся вперед легким и сильным шагом человека молодого и решительного.
Обойдя пруд, Дункан с Давидом начали подниматься на небольшое возвышение в лощине, по которой они двигались.
Через полчаса они дошли до просторной поляны, также покрытой постройками бобров, но брошенной животными. Весьма естественное чувство заставило Дункана на минуту приостановиться, прежде чем покинуть прикрытую кустарником дорожку, так как человек останавливается, чтобы собрать силы, прежде чем решиться на отважное предприятие.
