Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [88]

Причины многих неудач следует искать в верхнем эшелоне управления русской армией, которой командовали два человека, бывшие заклятыми врагами: военный министр генерал Владимир Сухомлинов[133] и Главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич (Младший), непосредственно руководивший военными действиями.

Бывший кавалерийский офицер, Сухомлинов, награжденный орденом Св. Георгия за мужество, проявленное во время войны с турками в 1878 году, твердо верил в старый афоризм: «пуля – дура, штык – молодец». О современном вооружении он думал как о чем-то, недостойном храброго солдата. В итоге русская армия вступила в войну, имея в два раза меньше артиллерии, чем Германия: 7 батарей легкой артиллерии на дивизию в русской армии и 14 у немцев, 60 батарей тяжелой артиллерии против 381 у противника.

Невежество военного министра усугубляло его поразительное легкомыслие. Однажды, несмотря на множество сообщений о нехватке снарядов и отчаянные просьбы об их поставках, Сухомлинов отказался расширить заказы на их изготовление. А когда Командующий Главным артиллерийским управлением сказал ему, что Россия, видимо, вынуждена будет заключить мир из-за нехватки снарядов, министр грубо бросил ему:

– Заткнитесь и идите к черту.

Его главным соперником был Главнокомандующий, посвятивший всю жизнь армии. Великий князь Николай Николаевич (Младший) даже наружностью внушал трепет окружающим. Ростом около двух метров, с тонкой талией, сверкающими синими глазами на узком лице, с кинжалом или саблей у пояса, он представлял собой старинный тип военного вождя. Французский посол М. Палеолог так писал о нем: «Он был самым обожаемым человеком в армии… Вся его натура источала неистовую энергию. Его язвительная, обдуманная речь, сверкающие глаза и быстрые, нервные движения, жесткий, крепко сжатый рот и гигантская фигура олицетворяли властную и пылкую храбрость». Добавим, что своим подчиненным великий князь внушал чувство благоговейного страха.

Неудивительно, что военный министр и Главнокомандующий презирали друг друга.

…От страны невозможно было скрыть то, что происходило на фронте. Военное поражение, народный гнев повлекли за собой ряд серьезных изменений в правительстве. 20 июня генерал Сухомлинов, так и не сумевший объяснить Николаю II причину отчаянной нехватки пушек и снарядов, был смещен со своей должности. Через неделю император, призывая «всех верных сынов Родины без различия классов и вероисповеданий действовать вместе, единодушно, чтобы удовлетворить нужды армии», объявил, что будет созвана Дума – «для того, чтобы услышать голос земли русской».

Тогда же он приказал образовать специальный Совет обороны, включавший министров и лидеров Думы. Но… предпринятые действия оказались запоздавшими. Страна была в большой опасности, и, как сказал в те дни преемник Сухомлинова, генерал А. А. Поливанов[134], «когда будет конец нашему отступлению, знает один только Бог».

Желание Николая II возглавить армию вспыхнуло с новой силой. 16 июля он сказал наставнику цесаревича Алексея Пьеру Жильяру[135]:

– Вы не поверите, как тягостно мне быть далеко от фронта. Кажется, что здесь истощается энергия и ослабляется решительность… а на фронте люди сражаются и погибают за Отечество.

Император еще по одной причине стремился в армию – из-за личной неприязни Александры Федоровны к великому князю Николаю Николаевичу (Младшему). Императрица никогда не жаловала вспыльчивого, многоопытного старого солдата, который возвышался над ее невысоким супругом. Не могла она простить ему и мелодраматический порыв застрелиться в присутствии государя и министра С. Ю. Витте, что заставило Николая II подписать манифест 17 октября 1905 года, создавший Думу. А на фронте героическую славу «Николаше» приносил его боевой дух. Доходили до императрицы и коробившие ее слухи, что великий князь не пресекает среди друзей разговоры о том, что однажды он будет коронован на царство как Николай III.

Пока русская армия наступала, приказы великого князя повсеместно исполнялись. Но как только началось отступление, его положение усугубилось. И хотя император не разделял крайних взглядов своей супруги на великого князя Николая, его стремление командовать армией становилось все более определенным. Он считал, его долг – быть вместе с армией и народом в годину испытаний, объединить гражданскую и военную власть и принять всю тяжесть ответственности за судьбу России лично на себя. А в тот день, когда пала Варшава, он потерял присущее ему самообладание, и, ударив кулаком по столу, воскликнул:

– Так не может продолжаться! Я не могу сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию!

Решение государя взять на себя Верховное командование ошеломило членов кабинета министров. Последние небезосновательно считали, что правительственный аппарат будет дезорганизован, если император станет все время проводить в Ставке, за многие сотни верст от столицы. Николая Александровича пытались убедить, что задуманное им объединение власти приведет лишь к концентрации всей ответственности за военные поражения и политические беспорядки именно на нем. Император внимательно выслушал всех министров, затем поблагодарил их и спокойно сказал: «Господа! Моя воля непреклонна. Я уезжаю в Ставку через два дня».