Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [75]

Но не только воинская доблесть и дружелюбие отличали командира Дикой дивизии. Один из его сослуживцев писал: «Великий Князь трогателен скромной и простой любовью, он весь в этой чарующей простоте – любить Россию и всё русское. Любить нашу застенчивую деревню, любить озарённую вечерним солнцем равнину, когда гаснут порозовевшие дали, а перепел громко выводит свои смелые трели.

И в религиозности Великого Князя есть что-то напоминающее древнюю Васнецовскую Москву, которая, к слову сказать, всегда так по сердцу Его Высочеству. Он не пропускает ни одной обедни, и храм так гармонирует со всем его обликом. Прихожане – толпа наших серых героев. Впереди – высокий, стройный и гибкий стоит Великий Князь, ушедший целиком в молитву».

Сохранились фотографии Михаила Александровича – в плотном строю «серых героев». Казачий офицер Сергей Курнаков так вспоминает о поступлении под начало своего командира: «Высокая, атлетическая фигура Великого Князя Михаила была облачена в черную черкеску. Генеральские аксельбанты на правом плече и белый крест Святого Георгия раскачивались в ритм с его пружинистой походкой. Мне никогда раньше не приходилось встречаться с Великими Князьями. Этот был – одно обаяние. Чистые голубые глаза излучали доверие. Легкая курносость была вызовом на откровенность. Осанка прямая и стройная, но не высокомерная. И тело римского гладиатора». И далее Курнаков восклицает: «Как было бы хорошо отдать жизнь за такого человека. Не зря кавказцы обожают его!»

Однажды на линии фронта Михаила увидел американский репортер Стэнли Уошбурн[115]. Он был поражен тем, что брат императора – в простой форме, без броских знаков отличия, но с Георгиевским крестом на груди. В репортаже журналист написал: «Более простого и демократичного человека трудно себе представить». Живя «так же просто в грязной деревне на переднем крае русского фронта», великий князь Михаил «излучал тот самый непреклонный оптимизм, которым русская армия отличалась везде».

Американский репортер не ошибся – Михаил действительно был прост в общении со своими сослуживцами. А в кругу близких ему людей очень любил пошутить. Война, тяготы, лишения – все это так. Но в жизни, несмотря на все печали, обязательно должно быть место шутке, веселью! И вот…

Однажды Михаил Александрович, видя, что один из его адъютантов чересчур нервничает из-за происходящего вокруг, незаметно связал его вещи тонкой веревкой, а конец протянул в свою комнату. Ночью все вещи неожиданно задвигались «сами собой». Адъютант, конечно, спросонья испугался, но потом успокоился, и в дальнейшем вообще вел себя более хладнокровно.

Подшутил как-то великий князь и над другим адъютантом – бароном Врангелем. На столе у командира Дикой дивизии всегда стояли бутылки с вином и водкой – для свиты и гостей, среди которых часто бывали командиры полков и молодые офицеры, с которыми ему довелось служить в былые годы. Но сам он алкогольные напитки не употреблял. И вот однажды, шутя, предложил со всех пьющих брать штраф в пользу раненых и завел для этого специальную кружку.

Барон Врангель любил выпить, но был по природе скуповат, и, чтобы не платить штраф, под разными предлогами стал во время обеда выходить из-за стола в свою комнату, и там, пропустив стаканчик-другой, возвращался к столу. Однажды Михаил Александрович застал его на «месте преступления», и… барон должен был опустить в кружку великого князя целых 50 рублей!

Но вскоре эти шуточные «штрафы» были упразднены. Не желая стеснять никого из сослуживцев, Михаил Александрович приказал подавать всем желающим вино, а себе вместо красного вина – клюквенный морс, а вместо белого – жидкий чай.

Однажды из-за этого произошел казус, причем, непроизвольно. В расположение дивизии прибыл по делам какой-то пехотный офицер. Его пригласили к завтраку. И вот он, наслушавшись рассказов о том, что великий князь Михаил, мол, ничего не пьет, тихонько сказал за столом своему соседу:

– Смотрите-ка, говорят, Великий Князь не пьет! Да он уже два стакана хлопнул!

– А не хотите ли попробовать вина из великокняжеской бутылки?

– Отчего же, с удовольствием, если это удобно, – согласился офицер.

Его сосед тут же обратился за разрешением к Михаилу Александровичу. Тот, улыбнувшись, сам наполнил бокал и протянул его смутившемуся гостю. Как же он был разочарован, обнаружив, что это – всего-навсего – кислый клюквенный морс! Но, чтобы не «ударить лицом в грязь», выпил бокал до дна…

…Михаил очень любил музыку, особенно – народную восточную. Однажды на фронте, когда Дикая дивизия стояла в резерве в лесу, бойцы Кабардинского полка пели свои народные песни. Присутствовавший при этом князь Бекович-Черкасский, сам по национальности кабардинец, едва увидев великого князя, приказал пение прекратить. Михаил Александрович удивился, и спросил его:

– Почему вы отдали такой приказ, князь?

– Мне кажется, для европейского уха такое пение может показаться просто ужасным.

Командир дивизии запротестовал:

– Нет, нет, это прекрасные напевы. Я в них чувствую что-то древнее, похожее на индусское, пусть поют…

И он не только с удовольствием прослушал все песни, но даже попросил князя перевести ему слова, чтобы записать их.