Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [148]

Это стало несмываемым позором, который лучшие люди России глубоко переживали. Вот что писал Михаил Александрович по этому поводу британскому другу майору Симпсону: «Хочу, чтобы Вы знали, как мне стыдно за своих соотечественников, которые проявляют слишком мало патри отизма с самого начала революции и забывают о своих обязательствах перед союзниками, сделавшими для них так много. Но я все-таки надеюсь, что они одумаются и не станут предателями».

Одно утешало Михаила Александровича – дисциплина в Дикой дивизии, которой он когда-то командовал, оставалась на прежнем, высоком, уровне. Корнет Кабардинского полка Алексей Арсеньев написал впоследствии о тех тревожных днях: «Отречение Государя от Престола потрясло всех; того “энтузиазма”, с которым все население, по утверждению творцов революции, “встретило ее”, не было; была общая растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что теперь – “все позволено”. Всюду развевались красные флаги, пестрели красные банты. В Дикой Дивизии их не надели…» Офицеры и обычные воины остались после Февральской революции такими же надежными и исполнительными, как и прежде. И всех их очень интересовала судьба великого князя Михаила. Недаром, когда казачий офицер Сергей Курнаков – один из офицеров дивизии, вернулся из Петрограда в свой полк, его только и спрашивали о бывшем, любимом всеми, командире.

Офицер ответил, что Михаил Александрович находится в Гатчине, и «в настоящее время он в безопасности». Но кавказцы лишь сокрушенно качали головами и тихо говорили в ответ:

– Да хранит его Аллах – ведь он настоящий джигит… Почему он не приехал к нам, когда все это началось, не обратился за помощью? Мы бы никогда не оставили его в беде…

Это, кстати, говорит о том, что «клинки» у великого князя Михаила в ту пору были. Причем, очень надежные.

Впоследствии судьбы этих людей сложились по-разному. Дикую дивизию вскоре расформировали, большинство рядовых всадников вернулись домой, на Кавказ. Многие офицеры пошли служить в Добровольческую армию. Кто-то сложил голову за Белое дело, другим повезло – они выжили. Среди тех, кого судьба забросила на чужбину, оказался и Сергей Курнаков. Выходец из старинного дворянского рода, мужчины которого участвовали в походах А. В. Суворова[234], в Отечественной войне 1812 года, в Крымской и турецкой кампаниях, был родным племянником княгини Александры Гастоновны Вяземской. Когда «красные» разгромили белогвардейцев, он уехал за границу и после долгих скитаний оказался в США. Там решил заняться вполне мирным делом – журналистикой. Спустя какое-то время вместе с несколькими товарищами открыл еще и школу верховой езды – сказался опыт кавалериста и пристрастие к лошадям.

В Нью-Йорке он женился на дочери бывшего дирижера Тбилисского театра, певице Елене Прессман. Супруги всегда проявляли большой интерес к тому, что происходило на Родине, не переставали ее любить. Когда же фашистская Германия развязала войну против нашей страны, Курнаков начал выступать с обзорами военных действий на русском фронте в газетах и журналах, которые не боялись печатать правду. Направленность его статей нравилась далеко не всем. Недруги из эмигрантских кругов говорили неодобрительно:

– Ты, Сергей Николаевич, «краснеешь» не по дням, а по часам…

А кто-то даже прервал с ним отношения.

Вскоре Курнаковы отправили сына, Николая, на Родину, защищать ее с оружием в руках. Мать, хоть и тревожилась за него, сказала на прощание:

– Мы русские, и не можем стоять в стороне, когда решается судьба земли, где мы родились.

Тяжкими оказались дороги войны для Курнакова-младшего. Но прошел он их достойно, Победу встретил в поверженном Берлине. А когда в 1946 году демобилизовался и приехал в Москву, встретил там отца и мать. Они решили навсегда вернуться на Родину.

Сергей Николаевич работал в Совинформбюро, потом в газете «Moscow news», написал книгу воспоминаний о боевой молодости в Дикой дивизии. Многие годы дружил с писателем-фронтовиком Константином Симоновым[235].

Такая вот необычная судьба. В ней, как в капле воды, отразилась трагедия Русского исхода, когда человеку приходилось делать страшный нравственный выбор между родной землей, распятой большевиками, и чужбиной. Каждый решал по-своему. У каждого была своя правда.

…С первых же дней Февральской революции двоюродный дядя Михаила великий князь Георгий Михайлович, решил уехать из России, как только представится такая возможность. Он с одобрением принял появление Временного правительства, потому что считал: «старый режим не мог более работать». Но что же он увидел после революции? В одном из писем жене, великой княгине Марии Георгиевне, он написал: «кругом творится такое, отчего волосы встают дыбом… Я готов сию же минуту уехать из страны». Очень хотел Георгий Михайлович покинуть и Гатчину, объясняя это следующим образом: «Миша очень мил, но его жена очень враждебно настроена против Романовых…» великий князь сомневался, что сможет долго выносить ее выходки. Да, порой Наташа проявляла себя не с лучшей, не с «ангельской» стороны. Открыто говорила то, что думала.