Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [144]

Совершенно по-другому расценивал эту ситуацию старший брат Михаила. Около десяти вечера, когда он прибыл в Ставку, генерал Алексеев принес сообщение Михаила Родзянко о том, что произошло на Миллионной, 12. Николай Александрович, прочитав его, сделал запись в дневнике: «Миша, оказывается, отрекся. Его Манифест заканчивается выражением подобострастия к Учредительному собранию, выборы в которое состоятся через шесть месяцев. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость…»

Поставить брата в нелепое, двусмысленное положение, а потом его же и осуждать? Бывает, оказывается, в жизни и такое. Даже в императорском семействе. Впрочем, не все родственники разделяли позицию Николая. Когда он высказал ее через несколько дней своему зятю Сандро, тот, по собственному признанию, попросту «онемел».

А каким же запомнился день 3 марта 1917 года самому Михаилу Александровичу? Запись, сделанная им в дневнике, поражает краткостью и сухостью изложения. В шесть часов утра его разбудил телефонный звонок. Поступило сообщение от нового Министра юстиции Керенского: через час к нему прибудет весь Совет министров. Но приехали они только в половине десятого…

И это – все, что смог написать человек, который проснулся утром, думая, что скоро будет регентом, а лег спать, став, хоть и ненадолго, Российским императором. Слишком многое он пережил всего за несколько часов, нечеловеческая усталость лишила сил и желания описать случившееся подробно. Он сделал все, что от него зависело, и это главное. Остальное – неважно. Пусть рассудят потомки.

…Вряд ли многие в те дни могли правильно оценить истинное значение поступка Михаила Александровича. Обстоятельства же сложились так, что сразу после опубликования его Манифеста, в Петрограде прекратилась стрельба, перестала литься кровь – как восставших, так и мирных граждан. Можно с полным основанием утверждать, что Михаил II Александрович остановил Февральскую революцию и дал родной стране, изнемогавшей от многолетней борьбы с внешним врагом, передышку от внутренних распрей. Он задержал на несколько месяцев начало Гражданской войны, когда брат поднялся на брата. К великому сожалению, это все же случилось – после узурпации власти большевиками. Но обвинять в этом последнего русского императора кощунственно. Когда Россию охватило пожарище «красного террора», он был уже просто гражданином Романовым – без титула, воинского звания, должностей и финансового обеспечения.

Глава двадцать восьмая Снова в Гатчине

Михаил покинул квартиру Путятиных утром следующего дня, 4 марта. Накануне, пока юристы вносили поправки в текст Манифеста и согласовывали его с Михаилом Александровичем, сам он послал курьера с запиской Наташе. Он волновался о семье и обещал вернуться в Гатчину следующим утром: «Страшно занят и чрезвычайно устал. Расскажу много интересного… Нежно тебя целую. Весь твой Миша».

Теперь ему было незачем оставаться в Петрограде. В некотором смысле Михаил Александрович оказался не у дел, ему оставалось лишь надеяться, что Учредительное собрание поддержит идею конституционной монархии. Но этого можно ожидать не раньше, чем через несколько месяцев. Пока же власть находилась в руках Временного правительства, которому он ее и передал.

Когда Михаил вышел на лестницу из квартиры, где пробыл четыре дня, его ожидал сюрприз. На ступенях – до самого низа – выстроился караул. Когда великий князь стал спускаться к ожидавшей его машине, все приветствовали его радостными возгласами.

Но что будет дальше: за порогом гостеприимного дома, и особенно на железнодорожной станции? Там его может поджидать опасность… Михаилу Александровичу хорошо известно о постановлении Петроградского Совета об аресте царской семьи. А ведь он – один из Романовых. Правда, относительно него вынесено особое постановление о «фактическом аресте». Официально же объявлено, что великого князя Михаила необходимо подвергнуть «надзору революционной армии».

Манифест, составленный членами нового правительства и подписанный Михаилом, оказался достаточным аргументом в его пользу. Он сводил на «нет» требования Совета, направленные против великого князя. Страсти, по крайней мере, на некоторое время улеглись, и Михаил обнаружил, что возвращался домой чуть ли не триумфатором. В сопровождении машины с охраной, их с Джонсоном доставили к поезду, подготовленному специально для них на Балтийском вокзале. Там уже находился старый сослуживец великого князя – Я. Д. Юзефович, теперь уже генерал. На перроне Михаила Александровича ожидал очередной сюрприз. Возле вагона, в котором им предстояло ехать в Гатчину, выстроился отряд солдат. Когда он отдал им честь, те радостно закричали «ура»!

Мятежники, приветствующие великого князя? Определенно, эта сцена на Балтийском вокзале не лишена доли иронии. Но она доказывала, что трудное решение, принятое на Миллионной, 12, все же было правильным. Даже если такое отношение к Михаилу продлится и недолго, то сейчас его все-таки чествовали, а не преследовали. Он подумал: видимо, решение Временного правительства об охране «лиц императорского дома» все-таки вступило в силу.