Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [112]

Сама же Александра Федоровна, хоть и убитая горем, по-прежнему фактически исполняла роль регента. Убийцы Распутина стремились, устранив могущественную силу за спиной императрицы, уменьшить влияние и самой Александры в правительстве России. Но этого не произошло. И вот ненависть к «проклятой немке» вылилась в покушение на ее жизнь. 28 декабря, когда она направлялась из дворца в госпиталь, на Александру Федоровну напал какой-то офицер. Вот как об этом пишет М. Палеолог: «Меня уверяют с разных сторон, что позавчера было совершено покушение на императрицу во время обхода госпиталя в Царском Селе и что виновник покушения – офицер – был вчера утром повешен. О мотивах и обстоятельствах этого акта – абсолютная тайна».

Однако во многих великосветских гостиных поговаривали о дворцовом перевороте, который произошел незадолго до Рождества. На обеде, данном князем императорской крови Гавриилом Константиновичем, среди гостей, по упоминанию М. Палеолога, «был Великий Князь Борис… несколько офицеров и группа элегантных куртизанок. В течение вечера единственной темой был заговор, гвардейские полки, на которые можно положиться, благоприятный момент для переворота и т. п. И все это при слугах… поющих цыганах и целой компании, купающейся в аромате Моэта и Шандона-брют, которые лились рекой».

Николай II волновался. Он чувствовал, что опасность для его семьи может исходить из ближайшего окружения. Ведь убийство Распутина отнюдь не улучшило отношения с родственниками, напротив, углубило разрыв с некоторыми из них. Вот и вдовствующая императрица прислала ему письмо, полное укоризны: «Я уверена, что ты отдаешь себе отчет, как глубоко ты возмутил всю семью своим резким ответом, бросив им ужасное и полностью необоснованное обвинение. Я надеюсь, что ты смягчишь участь бедного Дмитрия, не отсылая его в Персию… Бедный дядя Павел написал мне в отчаянии, что он не имел возможности даже попрощаться с сыном… Не подобает тебе вести себя таким образом… Это меня очень расстраивает».

В эти же дни спешил в Царское село из Киева великий князь Александр Михайлович – друг юности Николая, «Сандро». Он попросил императрицу отойти от политики, а Николая II – сформировать правительство, приемлемое для Государственной Думы. Но разговор не дал результатов, и позже великий князь написал: «Мы являемся свидетелями того, как само правительство поощряет революцию… его преступные действия, его равнодушие к стремлениям народа, и беспрестанная ложь вызовут народное возмущение… Впервые в современной истории революция будет произведена не снизу, а сверху, не народом против правительства, но правительством против народа…»

А представители одной из ветвей императорской фамилии, «Владимировичи», и вовсе открыто говорили о дворцовом перевороте, который силой сметет с трона Николая II. Это были великая княгиня Мария Павловна (Старшая)[168] и великие князья Борис, Кирилл[169] и Андрей – вдова и сыновья старшего дяди императора, великого князя Владимира Александровича[170].

Его вдова по положению была третьей дамой Российской империи, следуя по рангу непосредственно за обеими императрицами. Немка по происхождению, как и Александра, она была полной противоположностью последней. Умная, энергичная, начитанная, она мечтала о возвышении своих сыновей, и никогда не забывала, что после больного цесаревича Алексея и великого князя Михаила, женатого морганатическим браком, следующим в роду Романовых претендентом на престол был ее старший сын, Кирилл.

Великая княгиня Мария Павловна (Старшая) превратила свой роскошный дворец в блестящий малый двор, затмивший тот, который находился в Царском Селе. Нередко во время приемов здесь звучали насмешки и колкости в адрес царствующей четы. Недаром через несколько недель после ссылки в Персию великого князя Дмитрия император потребовал у Марии Павловны, чтобы двое из ее сыновей – Кирилл и Андрей, покинули на некоторое время столицу.

Неприязнь, которую великая княгиня Мария Павловна испытывала к императрице, почувствовал Председатель Государственной Думы Михаил Родзянко[171], когда в январе 1917 года она пригласила его во Владимирский дворец. Мария Павловна заговорила о тяжелом положении в стране, о бездарности правительства, Протопопова и об императрице. «При упоминании ее имени она стала более волноваться, находила вредным ее влияние и вмешательство во все дела, говорила, что она губит страну, что, благодаря ей, создается угроза царю и всей царской фамилии, что такое положение дольше терпеть невозможно, что надо изменить, устранить, уничтожить…

– То есть, как устранить?

– Дума должна что-нибудь сделать… надо ее уничтожить…

– Кого?

– Императрицу».

На это Родзянко сказал: «Ваше Высочество, позвольте мне считать этот наш разговор как бы не бывшим, потому что если Вы обращаетесь ко мне как к Председателю Думы, то я по долгу присяги должен сейчас же явиться к Государю-Императору и доложить ему, что Великая Княгиня Мария Павловна заявила, что надо уничтожить Императрицу».

Михаила Родзянко покоробила мысль о том, что императрица должна быть «уничтожена», но он считал: ее необходимо лишить политической власти. Еще осенью, когда Протопопов намекнул ему, что император может назначить его премьер-министром, Родзянко выдвинул следующее требование: «Императрица должна прекратить всякое вмешательство в дела государства и оставаться в Ливадии до конца войны».