Последний император - [70]

Вскоре отношения между Чжан Цзолинем и Фэн Юйсяном вновь изменились, и это вызвало самый большой интерес Северной резиденции. Пришли известия о том, что Фэн Юйсян задержан в Тяньцзине войсками Чжан Цзолиня. Поступившие за этим новости еще больше всколыхнули обитателей Северной резиденции: на приглашение временного кабинета Хуан Фу, которого поддерживала национальная армия, пожаловать на банкет посланники иностранных миссий ответили отказом. В Северной резиденции уже оптимистически подсчитывали дни временного правительства, с которым я не мог сосуществовать. На пост главы временного правительства уже прочили Дуань Цижуя, к которому благоволили в Посольском квартале (по крайней мере японцы). Действительно, известия следующих дней подтвердили сообщения Ло Чжэньюя: Фэн Юйсян не мог не согласиться с решением Чжан Цзолиня и разрешил Дуань Цижую вернуться к общественной жизни. Через несколько дней Чжан Цзолинь и Дуань Цижуй прибыли в Пекин.

Как только стало известно об их сотрудничестве, обстановка в Северной резиденции изменилась. Князья прежде всего написали секретное письмо Чжан Цзолиню с просьбой о защите. Не успели Чжан Цзолинь и Дуань Цижуй прибыть в Пекин, как их приветствовали Чжэн Сяосюй и представитель маньчжурских князей. Затем они стали действовать порознь. Чжэн Сяосюй отправился к Дуань Цижую, а главноуправляющий Северной резиденцией Чжан Вэньчжи — к своему названому брату Чжан Цзолиню. Больше всего обрадовало нас то, что Чжан Цзолинь просил Чжан Вэньчжи специально пригласить к нему Джонстона. Джонстон посещал Чжан Цзолиня дважды. Цель этих визитов сводилась только к тому, чтобы выяснить через этого иностранца настроения Посольского квартала. В Северной же резиденции надеялись через Джонстона узнать отношение Чжан Цзолиня ко мне. С Джонстоном я послал подписанную моей рукой фотографию и большой бриллиантовый перстень. Чжан Цзолинь принял фотографию, отказался от кольца и выразил мне свои симпатии. Одновременно Дуань Цижуй дал понять Чжэн Сяосюю, что он может рассчитывать на восстановление "Льготных условий". Полагаясь на симпатии Посольского квартала и поддержку этих двоих людей, в Северной резиденции осмелились на контратаку, несмотря на то что национальная армия Фэн Юйсяна все еще оставалась в Пекине.

28 ноября солдаты у ворот были сняты, и Фэн Юйсян телеграммой заявил о своей отставке. Северная резиденция от имени Департамента двора обратилась со следующим официальным письмом к Министерству внутренних дел республики:

"…Согласно основным положениям уголовного кодекса, все кто прибегает к силе, вынуждая других совершить проступки, могут быть обвинены в применении насилия; согласно гражданскому кодексу, все, что получено путем вымогательства, не имеет действительной силы. Мы хотим этим письмом довести до вашего сведения, что цинский двор не может признать действительными пять пересмотренных статей, предложенных временным правительством…"

Вместе с этим были направлены официальные письма посланникам иностранных держав с апелляцией о поддержке. Северная резиденция отказалась также признать образованный еще при временном правительстве Комитет по реорганизации цинского двора, хотя представитель цинского двора уже несколько раз принимал участие в его заседаниях.

В тот же день меня посетил корреспондент издававшейся японцами газеты "Шуньтянь шибао". Я дал ему интервью, которое явилось полной противоположностью тому, что я говорил в день выезда из дворца: "Разумеется, я без особой радости подписал документ, который меня вынудили подписать солдаты национальной армии, лицемерно выступающие от имени народа".

Газета "Шуньтянь шибао" была ежедневной коммерческой газетой, контролируемой японской дипломатической миссией. И, говоря о горячих симпатиях, которые в те дни проявляли ко мне японцы, нельзя не упомянуть и о ней. Газета не действовала, как полковник Такэмото, втайне от всех. Пользуясь особыми полномочиями, она выступала открыто, распуская самые невероятные слухи. Например, на следующий день после моего приезда в Северную резиденцию в ней один за другим были опубликованы целые обзоры о безграничном "сочувствии императорскому двору" и столь же безграничной "ненависти к временному правительству и национальной армии". Используя в изобилии такие слова, как "притеснение двора", "бедственное положение", а также такие сравнения, как "гора Тайшань придавила яйцо", "вдовы и сирота", "бандиты-похитители", газета сочиняла и усиленно раздувала истории о "массовых самоубийствах маньчжуров, волнениях среди монголов и тибетцев" и т. д. Печатались даже такие небылицы, будто "такая-то наложница пожертвовала жизнью в знак преданности династии Цин", "наложница Шу отрезала себе палец и кровью написала, что хочет собственным телом охранять ворота дворца", и "наложница Шу распустила волосы, сплела их с колесами, чтобы остановить колесницу". Другие иностранные газеты тоже публиковали подобные материалы, однако угнаться за "Шуньтянь шибао" им было явно не под силу.

Решение, принятое на распутье

У людей, находившихся в Северной резиденции, была общая радость, но отсутствовала единая точка зрения. Позднее Цзинь Лян писал в своем "Дневнике переворота":