Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения - [82]

Я объясняю Вождю, что дерево — это наш дар Господу в надежде, что Он подарит женщинам нашего племени способность приносить больше потомства. Если сейчас я начну растолковывать, зачем нам на самом деле нужно дерево, я буду объясняться бесконечно, тем более что я и сам не очень хорошо знаю ответ.

В ожидании охотников мы решаем немного прогуляться по деревне. Вокруг нас соломенные хижины, возле них бегают маленькие уродливые животные, похожие на собак. Мы выходим на околицу. Перед нами раскинулись поля. Когда придет весна, гнутсы вспашут их своими деревянными плугами и засеют зерновыми. Черная плодородная почва приносит им огромные урожаи. Наши поля совсем близко, но, по иронии судьбы, почва там в основном глинистая, и все, что нам удается вырастить более-менее приличного — помидоры.

— Только представьте, — говорит Док Росарио, обводя рукой поля гнутсов, — если б эту землю да в наши руки!

— Да, но она не для нас, — с горечью произносит Рич.

Не для нас. Потому что гнутсы, классифицированные как человеческие существа, наделены всеми правами человека. АОВТ ясно дала понять еще до отлета, что возделывать мы сможем только ту землю, которая была выбрана для нас.

К счастью, охотники, наконец, возвращаются. Я разделяю горечь Рича, как и все остальные колонисты. Это и вправду обидно: стоять и смотреть на обширные плодородные земли, в которых тебе отказали твои собственные соплеменники. Охотники дают нам трех чудесных птиц, мы расплачиваемся яркими тряпками и уходим.

Мелисса занимается индейкой — потрошит ее, моет, готовит начинку. К нам ненадолго заглядывает пастор Рильке. Говорит, что решил все-таки провести ночную службу, хотя в нео-протестантских церквях принято служить уже в день Рождества. Но поскольку этот канун Рождества — первый, было бы неправильно ждать до завтра. Он уже обсудил эту тему с отцом Фардю, и тот признал, что это отличная идея — когда представители обеих ветвей христианства возблагодарят Господа вместе.

— Вряд ли стоит спрашивать, придете вы или нет, — говорит пастор Рильке. — Я просто хочу заранее оповестить мою паству о том, что служба состоится и наша маленькая церковь, наконец, наполнится людьми.

Сэнди спрашивает, ощутим ли мы Великую Волну Любви. Пастор, невысокий полный человечек с круглым лицом, широко улыбается.

— Думаю, Сэнди, да. Те из нас, кто чист сердцем, ощутят. А я уверен, что мы все такие — особенно дети, про которых Он сказал… ну, или еще скажет: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное»[12].

После ухода пастора Сэнди и Дрю опускают шторы в гостиной, включают проектор и начинают разучивать с экрана Рождественские гимны. Мелисса моет и вытирает миски, кастрюли и сковородки; потом принимается готовить печенье. Здесь, на планете Макмаллена, нет и намека на движение за права женщин и его невероятные достижения на Земле. Не то чтобы женщины колонии утратили свое достоинство — нет, ни в коем случае. Наступит день, и в нашем новом прекрасном мире откроется масса разных возможностей и для мужчин, и для женщин. Сейчас же колония больше похожа на первые поселения отцов-пилигримов в Новой Англии, чем на высокотехнологичные города, которые мы оставили позади. Так что женщины делают женскую работу, а мужчины — мужскую.

Мы садимся ужинать, но едим мало. У меня нет аппетита, дети едва дотрагиваются до еды, да и у Мелиссы почти все остается на тарелке. С самого прибытия на планету мы жили только ради этой ночи. Ожидание придавало нам сил в борьбе и преодолении. Не только нам, но и всем колонистам. Нельзя сказать, что мы фанатично религиозны и витаем в облаках. Нет, мы все, и протестанты, и католики — трезвомыслящие, рассудительные и практичные люди. Но, вместе тем, мы истинные христиане, и нас окрыляет мысль о том, что сегодня ночью родится наш Спаситель.

Сэнди помогает Мелиссе вымыть и убрать посуду. Потом мы все надеваем нашу лучшую одежду. Лучшую по местным понятиям; люди Земли, поглядев на нас, решили бы, что мы типичные крестьяне. Но ни меня, ни Мелиссу это бы не обидело. Мы ведь теперь и в самом деле крестьяне.

Ночное небо усыпано звездами, сейчас они горят особенно ясно. Как чудесно было бы увидеть Вифлеемскую звезду! Но, конечно, это невозможно. То, что мы увидим — не настоящая звезда, а всего лишь сизигия Юпитера и Сатурна. Но Рождественская звезда все равно будет сиять в нашем небе, даже несмотря на то, что мы не увидим ее, и ее свет сольется с Великой Волной Любви.

На площади мы с Мелиссой и детьми присоединяемся к тем, кто уже пришел и сейчас стоит возле дерева. Гирлянды уже зажжены, их теплые огни озаряют темноту. Звезда на верхушке горит почти так же ярко, как та, чей свет, идущий с Востока, увидят на Земле волхвы. И это несмотря на то, что свет сизигии еще не коснулся нашего мира. Мария, Иосиф и пастухи, склонившись над колыбелью, смотрят на Младенца восхищенными взорами.

Пастор Рильке и отец Фардю (настолько же худой и высокий, насколько пастор короткий и толстенький) стоят возле яслей. Вместе с нами они начинают петь Рождественский гимн. Мы согреваем ночной воздух мелодией и словами, которые любим больше всего: