Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения - [40]

В навязчивом сне я помещаю себя на вершину утеса, сбрасываю юноше канат и кричу: «Давай вправо, там есть уступ». Юноша хватает веревку, отталкивается и, качнувшись, замечает уступ. Большой, надежный, от него идет вверх широкая расселина. Юноша не просыпается и карабкается по ней. Подъем дается настолько легко, что неудачливый альпинист понимает — нельзя цепляться за старый маршрут, нужно выбирать новый, даже если он ведет на другую вершину. Добравшись туда, он зачарованно глядит вниз и забывает свои невзгоды.

Чего только не насмотришься!

Я часто посещал сны Шерил. Сначала меня влекло любопытство. Я принимал кюраниум, ложился в постель и проникал в сознание спящей жены. Ее сны не отличались оригинальностью и быстро мне наскучили. Но еще раньше наскучила она сама. Ее наивность не была напускной, и это раздражало. Своей недалекостью Шерил оскорбляла мой интеллект. Заставляла краснеть перед друзьями: говорила невпопад, смеялась, не дослушав шутку, и молчала, когда смеялись все.

Потом я встретил Дженис Роулин. В пациентах у меня ходили только богатые — другим мои услуги не по карману. Но Дженис была не просто богата, а богата до неприличия. Ее родители владели замком на реке Гудзон. Пациентки всегда влюблялись в меня, и Дженис не стала исключением. Единственный ребенок и будущая наследница несметного состояния, она была Женщиной с большой буквы. Утонченная, образованная, умная. Словом, прямая противоположность Шерил. Я мечтал жениться на Дженис, но Шерил с ее старомодными взглядами никогда не дала бы развода. А скандал мог пустить мою карьеру под откос.

Для убийства у эндоаналитика есть два совершенно полярных метода. Действовать снаружи или изнутри.

Шерил часто снилась вода. Как будто она стоит на берегу моря, а на нее надвигается огромная волна. Она поворачивается и бежит. Я повадился ставить ей подножку, усугубляя агонию. Шерил падает, переворачивается на спину, видит волну и кричит. Меня она тоже видит, но я внушил, что это всего лишь плод ее воображения. Она встает, с криком бросается наутек и просыпается за мгновение до развязки. Потом долго лежит в темноте и плачет.

Другой сон, преследовавший ее с детства, под категорию навязчивых не попадал, поскольку не приносил вреда. Наоборот, помогал. Пока в нем не появился я.

Ей снится плюшевый мишка. Шерил девять лет, она заходит в детскую, обклеенную обоями с изображением игрушек, песочниц и качелей, и принимается искать медвежонка. Но не находит, пугается. В панике ищет его повсюду. Под кроватью, под комодом, в шкафу, за занавесками, и в конечном итоге находит любимца под подушкой. Долго обнимает, укладывается вместе с ним в кровать, засыпает, и просыпается уже в нашей постели. Наутро у нее прекрасное настроение, одеваясь, она мурлычет веселый мотивчик.

На первых порах я держался в тени. Но однажды вторгся в детскую, выхватил у Шерил медвежонка и оторвал ему глаза. Потом вернул рыдающей хозяйке. Громко всхлипывая, она забралась с ним в постель, и проснулась рядом со мной вся в слезах.

Трюк с глазами я проделывал несколько снов подряд, потом сменил тактику. Отбирал медвежонка, брал его за задние лапы и с размаху бил головой об стену. От такого зрелища Шерил каждый раз просыпалась в холодном поту. Сон повторялся изо дня в день. Я перевоплощался в старика со скрюченным носом и маленькими злыми глазками, дабы сойти за очередной плод фантазии. Не хотел проколоться, как с «побережьем».

После кошмаров с медвежонком она просыпалась измученная, с опухшим от слез лицом. На завтрак пила только кофе. Со временем у нее пропал аппетит. Шерил худела и все больше замыкалась в себе. Казалось, еще немного — и она наложит на себя руки. Но вышло иначе. Она убила меня.

Похоже, я проспал целую вечность, прежде чем Шерил вновь приснилась пещера. Но наверняка не скажешь. Она карабкается на склон, замечает меня и с криком устремляется в лес. Я мчусь следом, хотя понимаю, что никогда не настигну беглянку. Она внушила мне инстинкт погони, противостоять которому невозможно.

Если промежуток между снами и впрямь растет, значит, Шерил излечивается. Однако меня гложут сомнения: во-первых, не ощущается присутствие эндоаналитика, а главное, она никогда не обратилась бы за квалифицированной помощью, ведь любой врач — эндо или экто — будет искать причину, и Шерил придется сознаться в убийстве. Правда, навязчивые сны могут исчезать сами по себе, если тревога притупляется. В таком случае меня ждет верная смерть.

Разумеется, я давно мертв, но — в реальном времени, а здесь, в безвременности вещи в себе, застрял на границе между жизнью и смертью. Кюран предполагал, что при повышенной частотности навязчивых снов их объект способен существовать и мыслить независимо от субъекта. Я — наглядное тому подтверждение.

Как меня убили?

Рассудок затуманивается. Период бодрствования затянулся, но совсем не спать в промежутках между видениями Шерил не получается. Меня отчаянно клонит в сон. Сопротивляюсь изо всех сил, но без толку. Сознание гаснет.

В тот день мы охотились. Да, верно: мы с Шерил охотились на оленя, вооруженные мелкокалиберными дробовиками. Закон по-прежнему запрещает ходить на оленя с винтовкой.