Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения - [2]

— Ну и как там дерево, Том? — спросил Синее Небо.

— Огромное, — ответил Стронг.

— Это ежу понятно, — фыркнул Пик. Тень от длинного козырька кепки подчеркивала резкие контуры его лица. — То есть, ты болтался возле него весь день и так ничего и не узнал?

— Вообще-то, мистер Стронг, — заговорил Вестермайер, — меня восхищает ваша смелость. Сам бы я на это проклятущее дерево ни за какие коврижки не полез!

— Досталась длинная травинка, вот и все. Мы перед каждой работой жребий тянем, травинки вместо спичек.

— А не получится, что одни будут рисковать чаще других?

— В конечном счете все выровняется.

— И все же это как-то несправедливо.

— Они тянут жребий на выигрыш, доктор Вестермайер, — объяснила Мэтьюз, выглянув из заднего люка, где она проверяла лебедку. — Работа на дереве оплачивается вдвойне.

— Ах, вот как. Ну, тогда другое дело… Вообще-то, трудно выразить то, как мы, жители Пристволья, будем рады, наконец, избавиться от этого проклятого колосса.

— Вам приходилось когда-нибудь слышать о бизонах, доктор Вестермайер? — поинтересовался Синее Небо.

— Читал когда-то.

— Их было пятьдесят миллионов. К тому времени, когда бледнолицые перестали на них охотиться, осталось всего пятьсот.

— Боюсь, не улавливаю связи…

— Пятьдесят миллионов, подумайте.

— Опять ты о бизонах! — фыркнул Пик. — Ради бога, не начинай.

— Начал не я, а бледнолицые!

— Хватит! — прикрикнула из люка Мэтьюз.

Стронг подошел к ней.

— Надену длинные шипы, — сказал он.

Она кивнула:

— Правильно, так безопасней. — Запустив мотор лебедки, она прислушалась к ровному жужжанию, потом нажала выключатель и шагнула наружу. — Начнем малым захватом, для верхнего яруса кроны его в самый раз.

Три пары клещевых захватов из облегченной ультрастали лежали в углу ангара вместе с другим оборудованием. Зубья у самых крупных были как у тираннозавра.

Стронг обвел взглядом корпус тягача. Трудно поверить, что в разобранном виде он помещается в обычный грузовой ящик. Ну а с надутыми воздушными баллонами станет еще больше. Стрекозиные крылья, сейчас прижатые к черно-желтым полосатым бокам, при подъеме грузов стабилизировали похожий на гигантскую пчелу аппарат.

— Ну вот, — проговорила Мэтьюз, вытирая тряпкой замасленные руки, — все готово.

— Как раз время ужинать, — подхватил Вестермайер. — Я заказал шеф-повару в гостинице особое меню, там уже накрывают на стол.

— Отлично. — Мэтьюз двинулась к выходу из ангара.

Гостиница первоначально была просто самым большим домом в деревне, и жнецы единодушно посчитали его бывшей резиденцией квантектильских вождей. Так или иначе, здание помогло решить проблему размещения туристов, когда те, размахивая путевками от фирмы «Семьсот чудес света», потекли рекой, хотя поселенцы даже еще не освоились на новом месте. Так возникла гостиница «Пристволье».

Гостей здесь принимали не по доброй воле. Передавая права на пустующую деревню и угодья вокруг нее, Управление оговорило круглосуточный доступ к Большому дереву и временное пристанище для приезжих. Но был во всем этом и положительный момент: цены никто не контролировал. Жнецы возмещали неудобства от вторжения в личную жизнь, заламывая несусветные суммы за каждый квадратный сантиметр предоставленного жилья.

Сегодня любопытствующих, само собой, не было. Санкция Управления на снос дерева подразумевала полную изолированность опасной зоны.

Может, никто больше и не приедет, размышляла Мэтьюз, сидя за столом в центре обеденного зала. Конечно, деревня живописна и сама по себе, но туристов притягивало именно Большое дерево. Кто потащится на унылые равнины разглядывать сельские домишки, какими бы очаровательными они ни были?

Задумчиво играя столовыми приборами на салфетках, Мэтьюз вновь ощутила пустоту в душе. Дневные заботы немного отвлекали, но с наступлением вечера заполнить мысли было решительно нечем.

Она обвела взглядом обеденный зал. Как и все здание гостиницы, когда-то он служил для других целей, но сейчас прекрасно соответствовал своему нынешнему назначению. Здесь сидели Вестермайер, Синее Небо, Пик, Стронг и она сама, но могли разместиться и полсотни человек. В примыкающих комнатах меньшей площади жнецы устроили бар и кухню, но в самом зале ничего не тронули, разве что поставили столы и стулья. Все вокруг деревянное, но без малейших признаков гнили, которая уже завелась в некоторых домах. Пол плавно переходит в стены, а они, в свою очередь, в потолок. Гладкая древесина излучает мягкий свет, ее натуральный рисунок и тон так ярки и свежи, будто гостиницу построили только вчера. Изысканные арки дверных проемов кажутся природными, а не вырубленными. Широкое окно прозрачно, словно не застеклено, и зеркало на противоположной стене усиливает краски сумеречной площади. Темноватый блеск пола напоминает красное дерево, стены орехового оттенка, потолок ближе по цвету к белому дубу.

Однако даже спокойное очарование зала не помогало заполнить гнетущую пустоту, которую Мэтьюз ощущала давно, еще со смерти мужа, но и та потеря не была причиной, а только усилила тоску — неизбежную, когда ощущаешь, что твоя жизнь никчемна. Даже будь у них дети, ничего бы не изменилось. Это началось однажды утром, когда Мэтьюз взглянула на свою акварель, законченную накануне, и вдруг осознала с беспощадной ясностью, что работа любительская, и ничего тут не изменишь, в ней нет искусства, одни претензии и самообман. Тогда неприятное чувство удалось подавить, хотя занятия живописью и впрямь были всего-навсего психологической «заначкой», чтобы прожить спокойно остаток дней. Лишь потеряв мужа, она поняла, что ее «искусство» — не более чем кое-как слепленный суррогат ушедшей молодости и красоты.