Последний гладиатор - [40]

Керл едва не захлебнулся от смеха, представив, как он отбывает двести сорок пять пожизненных заключений. Подарите мне двести сорок пять жизней, и я отбуду их все! А если вы еще и вернете мне мое тело, то я уйду от вас! Ведь нет такой тюрьмы, из которой не смог бы убежать гладиатор Керл Вельхоум! И поэтому:

— Если суд обнаружит отягчающие обстоятельства, тебя ожидает смерть на электрическом стуле.

Прекрасно! Говорят, что мощные электрические разряды могут пробудить омертвелые мышцы. Тогда он порвет свои оковы и встанет. И подарит своим судьям смерть, ибо обрекающие на смерть других всегда должны быть готовы умереть сами. Двести сорок пять смертей… Они хотят осудить его за убийства, которые он не совершал. Ведь это была игра. Смертельная игра, участники которой знали, на что идут. Керл был уверен: они не в обиде на него, подарившего им смерть. По крайней мере те, кого он уважал, те, кто могли убить его. Гет Махров, Мирм Оэргаум, Эрн Торландер, стремительный, словно кошка, Андреев, гигант Джон Кэрдом по кличке Малютка, Диг Фейстерс, Фил Успинскй, с которым он дрался на розовом астероиде, великолепный Шер–Шер — после боя с ним Керл полгода мочился кровью, Ниринг, Форд Сейкер. Их было много. И все они умерли. Их имена стали забываться. Керл гордился победами над ними, как они, будь чуть удачливей, гордились бы победой над ним. То были ветераны Гильдии, уважительно относившиеся к смерти и друг к другу.

Барри Гилмор — он мог подарить Керлу легкую смерть, и тогда великий Вельхоум лежал бы сейчас в Пантеоне, а на его саркофаге из жирно–черного базальта красовалось бы число 244. Впрочем, Пантеона уже нет.

А она могла бы стать двести сорок шестой, но Керл сам не захотел этого.

Зачесалась левая нога. Она не заметила этого, а Керл не захотел пожаловаться. И зачем она говорит все эти глупости, перечисляя имена, давно канувшие в лету, и забавно шевеля маленькими, розовыми теплыми губками? Разве ему теперь это нужно?

Двести сорок шестая.

— Пункт двести сорок шестой — глумление над идеями Пацифиса. Наказание…

Что ж, это обвинение можно предъявить миллионам обитателей Содружества — тем, кто открыто признавали себя иррационалистами. И все они отличные ребята хотя бы уже потому, что перед тем, как выстрелить в спину, они обязательно окликнут тебя. Паци стреляли молча.

— Пункт двести сорок седьмой — причинение материального ущерба государствам Пацифиса. Далее следуют еще десять пунктов, содержащих обвинения по менее тяжким преступлениям.

«Зачем тебе это? — шепнули губы Керла. — Лучше погладь меня по голове, а то я начал забывать твою ласковую руку». Откуда–то сверху опускалась тяжелая непроницаемая пелена, окутывавшая голову и заставлявшая кровь стучать гулкими молоточками. Липкая лента отрезала Керла от мира, оставив его в полном одиночестве. Ни голоса, ни звука, словно вмурованный в черное безбрежье вакуума. Верно, гак чувствуют себя приговоренные к «легкой смерти». Так паци именовали казнь, когда осужденного заключали в неуправляемую капсулу, снабжали трехдневным запасом пищи и воды и оставляли близ необитаемых астероидов. Эта казнь считалась гуманной. Керлу не подарят подобной смерти. Ведь он Вельхоум. А Вельхоума надо не только убить, но и трижды убедиться, что он мертв.

Липкая лента проникла в рот. Керл начал задыхаться. Он хотел закричать, но не мог, хотел пошевелиться, но пальцы не слушались его. Теряя сознание, Керл выдавил лишь одно слово:

— Белонна!

— Белонна…

После того как паци прибрали к рукам Новую Россию и Лербену, Белонна стала последним прибежищем гладиаторов. Остальные Свободные Планеты уже не рисковали проводить турниры, опасаясь спровоцировать вторжение войск Пацифиса. Лишь гордая прекрасная голубоводная Белонна во всеуслышанье заявляла о своей приверженности идеям иррационализма, а ее сферотрансляторы регулярно передавали репортажи с гладиаторских турниров.

Казалось, в этом уютном мире ничего не изменилось. Малиновое солнце было по–прежнему ласково, люди приветливы и улыбчивы, улицы утопали в зелени, стеллажи торговых модулей ломились от товаров. По вечерам доносилась негромкая музыка, и до самого утра по улицам нетвердым шагом бродили гуляки, дегустирующие всевозможные напитки — от старого андалусийского до модного ныне кепча.

Внешне ничего не изменилось. Но на деле все уже было не так, как прежде. Планету окутала тяжелая пелена обреченности. Пацифис одерживал верх. Об этом свидетельствовало многое — гладиаторы завершали карьеру, стремительно сокращалось число зрителей, резко упали доходы маклерских контор. Люди стали осторожней в словах, понимая, что может наступить день, когда все сказанное будет поставлено им в вину.

Тени заполнили узкие, улочки Вольтервилля. День близился к концу. Солнечный диск наполовину утонул в бездне Лазурного моря. Сплевывая шелуху сладких терратовых орешков, Керл неторопливо шагал по направлению к Дворцу Меча.

Вольтервилль был типичным городом Эпохи Становления. Ровные ряды аккуратных небольших домиков с обязательными цветниками под окнами перемежались тавернами, барами и домашними пансионами, где за умеренную плату можно было жить и столоваться хоть круглый год. Скоро Керлу, возможно, придется поселиться в одном из подобных пансионов. Завтра последний день турнира «Корона и щит», что будет дальше, никто не знает. Впервые за многие годы не поступило ни одной заявки на проведение очередного турнира. Могло случиться так, что турнир в Вольтервилле окажется последним.