Последний фаворит (Екатерина II и Зубов) - [97]
– Вот все, что я могу написать, – подавая раскрытым листок не Моркову, а Безбородке, сказал король и отошел от стола.
Морков почти выхватил записку из рук Безбородки и кинулся вон.
Безбородко медленно пошел за ним.
– Ваше величество, – заговорил Будберг, взяв в руки проект обещания, оставленный на столе, – неужели и эта бумага так пугает вас? Тут же нет никаких обязательств… Только точно выражена ваша собственная мысль… Еще короче и прямее. Ни о чем не говорится, как о свободе совести… религии… Говорится…
– Так, как желает императрица, ее митрополит и все попы, а не так, как желаю и могу выразить это я, король Швеции и моего народа, который тоже глубоко и горячо верит в свой закон.
– Но тут нет обязательств, неприемлемых для вас, государь! Стоит подписать эти строки, и все будет устроено… Мы молим вас, государь… Не ставьте в тяжелое, в опасное положение и себя, и вашу родину вместе с нами… Подумайте, ваше величество! – наперебой стали убеждать юношу русские, окружив его почти со всех сторон.
Непривычный к подобной настойчивости, упрямый и вспыльчивый по натуре, Густав вдруг выпрямился, окинул всех властным, холодным взглядом и отчеканил:
– Нет! Не подпишу я ничего противного законам моей страны!
Повернулся и скрылся за дверью своей комнаты, щелкнув замком.
Русские стояли ошеломленные, растерянные.
– Какая дерзость! – только и вырвалось у Шувалова.
Молча откланявшись регенту, Штедингу, шведам, все вышли и поспешили во дворец.
«Что-то там творится? Что там делается?» – думал каждый про себя.
Им навстречу мчался снова Морков, посланный для последней попытки.
Было уже около десяти часов вечера.
Два с лишним часа ждал весь двор, чем разрешится загадочное смятение.
Архиереи, священники, весь клир изнемогали в своих блестящих одеяниях.
Что делалось с государыней, видели все.
Лицо у нее сразу осунулось, постарело так сильно, что страх охватил окружающих. День обещал кончиться очень печально.
Не успели вельможи, приехавшие от короля, войти осторожно в покой, где сидела государыня, как к ним двинулся Зубов:
– Ну, что?
– Нам не удалось. Он прямо безумный… Совсем с ума сошел… Или настроил его кто-нибудь очень сильно. Узнать нельзя мальчишку, такого тихого, спокойного, рассудительного до сих пор… Что скажет Морков?
– Да, да… Я еще послал… Да вот и он… Ну что, говорите…
Морков, зеленый от смущения, от страха, еле проговорил:
– Даже не раскрыл дверей…
– Надо доложить государыне… Идемте со мной.
И Зубов, бледный, взволнованный, тихо пошел к креслу Екатерины.
Морков следовал за ним, как приговоренный на плаху.
– Ваше величество… Вот он… граф… говорит… Король подписывать ничего не желает… Он заперся у себя… Он не приедет нынче!..
Екатерина стремительно поднялась, погнув свою трость, раскрыла рот, но ни звука не вырвалось из пересохшей сразу гортани.
Зотов, очевидно стоящий наготове, подбежал со стаканом воды.
Отпив судорожно два-три глотка, Екатерина сделала движение к Моркову и хрипло, невнятно, еле проговорила:
– Нет? Он… Это ты… ты все… уверил меня и всех… Ты…
Тростью она ткнула в ноги съежившегося придворного раз, другой, словно хотела подчеркнуть свое гневное, презрительное «ты»… Безбородко, желая закрыть тяжелую, дикую сцену от остальных, кинулся между нею и Морковым.
Едва сдержавшись, переведя дыхание, Екатерина только произнесла глухо:
– Ну, проучу же я этого мальчи…
Не договорила, пошатнулась. Лицо у нее покраснело, рот слегка перекосился.
Напуганный Зубов и Нарышкин подхватили под руки и увели в спальню, куда побежал и Роджерсон, бывший в числе свиты…
Легкий удар поразил разгневанную государыню.
Вернувшийся Зубов приказал всем объявить, что по нездоровью жениха обручение откладывается.
Все разошлись смущенные, негодующие.
Настоящая причина быстро стала известна во дворце, в целом городе.
Имя Зубова и Моркова не сходило с языка у последнего обывателя столицы. Их проклинали, осмеивали, осуждали все заодно.
Винили и государыню, которая так неосторожно доверилась двум верхоглядам в этом важном, щекотливом вопросе.
В общей суматохе мало кто подумал о юной невесте.
С мертвенно-бледным, кротким, недоумевающим личиком дошла она до своей комнаты, отведенной тут же, во дворце.
И сразу потоком хлынули слезы из этих испуганных, больших глаз; от рыданий, которые давно уже клокотали внутри, трепетала и рвалась грудь.
Ни мать, ни окружающие фрейлины, воспитательницы, сестра – никто не мог успокоить рыдающей малютки, остановить этих слез.
А Павел, весь сжавшийся, с надыбленными бровями, с головой, ушедшей в узкие плечи, словно собираясь сделать на кого-то смертельный скачок, мчался один в свой мрачный, пустынный теперь совсем дворец!..
VII
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Долго спустя после полуночи Перекусихина, Роджерсон, Протасова со своими племянницами, все близкие к Екатерине лица хлопотали, стараясь помочь больной государыне, облегчить мучительные колики, которые всегда являлись после сильных потрясений.
Наконец боль успокоилась, императрица задремала. Перекусихина тоже прикорнула тут же на диване, не раздеваясь почти. Все разошлись на покой.
Под утро верная, старая камеристка, спавшая, как говорится, вполглаза, вскочила и стала прислушиваться. Она не ошиблась: глухие стоны неслись от постели больной.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
Исторические романы Льва Жданова (1864 – 1951) – популярные до революции и еще недавно неизвестные нам – снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображен узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом – более утонченные игры двора юного цесаревича Александра Павловича, – но едины по сути – не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и – страной.
В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличского, сбереженного, по версии автора, от рук наемных убийц Бориса Годунова.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В третий том вошли историческая повесть «Во дни смуты», роман — хроника «Былые дни Сибири», а также документальные материалы по делу царевича Алексея, сына Петра I.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Роман «Легенда Татр» (1910–1911) — центральное произведение в творчестве К. Тетмайера. Роман написан на фольклорном материале и посвящен борьбе крестьян Подгалья против гнета феодального польского государства в 50-х годах XVII века.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда… Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.