Последний еврей Багдада - [155]

— У тебя такие заплаканные глаза, — произнесла она, — что-то стряслось?

— Мой муж Кайс арестован, — Агния показала кольцо на пальце, — завтра его казнят.

Шани нахмурилась.

— Какой ужас! Не знала, что ты замужем… В смысле, не в этом ужас… В чем его обвиняют?

— Он перс, и он убил грека — дружка отца. Я надеялась подобраться к царю и броситься к нему в ноги, но не смогла даже протиснуться к дороге.

— Тебе надо обратиться к Элаю. Все сейчас называют его героем и, как выяснилось, он очень близок к Александру.

— У меня больше нет отца. Он от меня отрекся. И он ненавидит Кайса и ненавидит наш брак…

— Я ничего не знала об этом. Как же тебе помочь?

— Не надо ничего. Я пойду.

— Элай говорил, что ваш дом разгромлен.

— Я все равно не смогла бы жить с ним под одной крышей.

— А где же ты тогда остановилась?

— В гостинице «У трех старцев» рядом с восточными воротами.

— Не отчаивайся! Мы еще обязательно увидимся.

Шани поцеловала Агнию в щеку и перебежала на другую сторону улицы, где ее ждала четверка рабов возле богатого паланкина. Гречанка опустила голову и побрела сквозь толпу. Придя на постоялый двор, она поднялась в свою комнатушку, упала на мешок соломы, который служил ей кроватью, и заплакала. Силы окончательно покинули ее. Минут через двадцать девушка погрузилась в неглубокий, тревожный сон.

Проснулась она около полуночи от того, что в дверь кто-то скребся. Агния открыла красные, заплаканные глаза. На пороге стояла Шани.

— Вот, держи. Это пропуск на сегодняшний пир во дворце. Там будет Александр, ты сможешь подойти к нему и рассказать о своем горе. Он должен проявить милость. Сейчас так много персов переходит на его сторону, и всех, кто клянется верно служить новому царю, прощают.

Шани протягивала девушке кусок выкрашенного в красный и синий цвета пергамента с черной печатью в центре.

— Где ты взяла это? — спросила Агния.

— Стащила у матери. Ей прислал его Элай, а я забрала. Тебе он нужнее, а матушка и дома попирует.

— Тебе же влетит!

— За меня не переживай. Собирайся скорее, попойка у них там уже, наверное, началась. Надо поспеть до того, как все напьются пьяными. Я принесла тебе новое платье и новые туфли. В них ты будешь выглядеть, как богиня.

Ни одна женщина в мире ни до, ни после не собиралась на торжественный прием так быстро, как это сделала Агния. Синие следы под глазами Шани замазывала ей пудрой из измельченного пепла болотного тростника уже в крытых носилках, которые стремительно несли двух девушек по ночному городу.

— Я была бы рада пойти с тобой, но пропуск только один, — сказала Шани, когда носилки опустились на плиты прямо возле парадных ворот дворца.

— Справлюсь одна, — решительно произнесла Агния.

Изящным жестом она оперлась на плечо согнувшегося раба и ступила на мостовую.

— И кто, говоришь, тебя пригласил? — один из стражников обветренной рукой мял пергамент, а остальные похотливыми взглядами разглядывали девушку.

— Ты что не видишь, старый кобель, к кому обращаешься? Я дочь Элая из Тарса, героя битвы при Гавгамелах и приближенного самого Александра!

Гневная отповедь произвела впечатление. Стражники тут же расступились.

Для царского пира отвели площадку на третьем уровне башни. Ложа расставили буквой «П» на широкой площадке между фонтаном с одной стороны и прудом с другой. Шани оказалась права: напивались греки действительно быстро. Трезвых здесь можно было искать с таким же шансом на успех, как и девственниц в заведениях госпожи Тэхирих. Без обитательниц борделей, кстати, тоже не обошлось. Совсем еще юные дамы отплясывали под звуки бубнов перед отдыхающими победителями.

Гречанка быстро прошла прямо сквозь строй танцующих, не обратив на них ни малейшего внимания, и остановилась перед Александром. Виночерпий, наливавший воду в его кратер, обомлел от такой напористости. Он загляделся на девушку и очнулся только после окрика царя: вино из кубка полилось через край.

— Смотри, что делаешь, осел!

Захмелевший владыка мира толкнул юношу и тот полетел на пол.

Александр был еще довольно молод. Но на его открытом, приятной округлости лице и высоком лбу уже появились первые морщины, а в черных кудрях, спадавших на плечи, затесалась ранняя седина. Одет он был, как ни странно, в персидские, а не в греческие одежды.

— Ты кто такая? — обратился он к девушке.

Возлежавшие по обе стороны от царя вельможи уставились на Агнию, остальным же до нее вообще не было никакого дела. Одни ели, другие пили, третьи тискали склонявшихся над ними женщин, а четвертые совмещали и то и другое разом.

— Меня зовут Агния. Я бывшая дочь твоего шпиона — Элая из Тарса.

— Бывшая, — усмехнулся царь, — как это может быть?

— Мой отец отрекся от меня. Он меня возненавидел, и это чувство почти стало взаимным.

— Элай, — возвысил голос Александр, — она говорит правду?

— Так и есть, мой повелитель.

В суматохе Агния не заметила отца, который лежал шагах в десяти слева от царя. И, о боги, девушка не поверила своим глазам: на соседней с ее родителем скамье, как ни в чем не бывало, развалился Ферзан. Гречанка встряхнула головой, решив, что у нее на почве волнений последних дней и часов, начались галлюцинации, но бывший советник Дария, командир тысячи бессмертных никуда не исчез. Более того, он смотрел на нее и покачивал из стороны в сторону своей хищной и довольной змеиной харей.