Последний джентльмен войны - [107]

Заключенный на Мальте экипаж вернулся в Германию только осенью 1919 года.

На протяжении первой части своего пребывания на Мальте командир «Эмдена» жаловался не на отношение к нему самому, а отношение к его подчиненным охранников-англичан. После внезапного и неожиданного перевода в Англию, он написал об изменении отношения к самому себе:

«Утром 8 октября 1916 года, когда я завтракал, прибыл майор Джеллико и сказал, что в 09:00 я должен предстать перед губернатором Мальты. Вспоминая предыдущий разговор с губернатором, я знал, что они придумали что-то особенное, но не представлял, что меня в то утро увезут с Мальты. В одежде, подходящей для климата Мальты — белых фланелевых брюках, тонком голубом кителе и тропическом шлеме — я подошел к воротам в назначенное время, и майор Джеллико встретил меня. Вскоре к нам присоединился начальник лагеря, и мы поехали к гавани, где нам пришлось долго ждать паровой катер. Я преднамеренно избегал спрашивать о причине этого неожиданного поворота событий, но начальник лагеря сообщил мне, что меня возьмут на борт английского боевого корабля. Через некоторое время прибыл паровой катер. Майор Джеллико и я сели в него. Мы направились через гавань и приблизились к боевому кораблю, который был готов отчалить. Поднявшись на борт, я отдал честь, как и положено. Командир корабля не ответил мне, но резким движением руки показал в сторону кормы на сходный трап, по которому я должен был идти. Меня сопровождали четыре человека с привинченными к оружию штыками. Меня проводили в каюту на палубе кормовой части, с закрытыми толстыми железными решетками иллюминаторами. Перед каютой взад и вперед ходил часовой. Примерно через полчаса боевой корабль «Лондон» вышел из гавани. К тому времени на борт не могло быть доставлено ничего из моих личных вещей.

Через какое-то время командир корабля пришел и сказал мне, что, к сожалению, ничего из моих вещей не привезли, но их доставят на следующем почтовом судне. Он сделает мое пребывание на борту настолько комфортным, насколько возможно, и в качестве особой привилегии позволит мне гулять по палубе кормовой части один час утром и один во второй половине дня.

Вскоре я сообщил охраннику, что хочу пойти в туалет, после чего он призвал двух других охранников, которые пришли с привинченными к оружию штыками и проводили меня, причем один шел в шаге впереди, другой в шаге сзади. Во второй половине дня командир корабля пришел еще раз и спросил, есть ли у меня какие-то просьбы. Я объяснил ему, что отношение ко мне на его корабле я считаю оскорбительным, и оно полностью отличается от отношения на «Гэмпшире», который доставил меня из Порт-Саида на Мальту. Немыслимо, чтобы к взятому в плен английскому офицеру относились так недостойно на борту немецкого боевого корабля. Командир объяснил, что необычно суровые условия содержания являются результатом строгих приказов относительно моей транспортировки в Англию. На следующее утро он сообщил мне, что с этого времени, когда я выходу из своей каюты и возвращаюсь в нее, меня будет сопровождать только один охранник. Он стал более дружелюбным и предоставил мне материалы для чтения, а также обеспечил меня одеждой и туалетными принадлежностями, Я не могу пожаловаться на размещение или питание.

Меня информировали, что меня везут в Англию. 16 октября после короткой остановки для загрузки угля в Гибралтаре, мы прибыли в Плимут. Двое английских армейских офицеров и унтер-офицер пришли, чтобы забрать меня с корабля. У тюрьмы мне велели выйти, и там меня проводили в камеру, предназначенную для простых солдат. В ответ на мой вопрос, является ли это обычным размещением для офицера, мне сказали, что больше нет свободных помещений. Мне предоставили возможность поговорить с начальником тюрьмы, которому я высказал свои возражения: отношение ко мне является нарушением традиций и положений Гаагской конвенции. Более того, к военнопленному английскому офицеру, в особенности моего ранга, в Германии относились бы совсем по-другому. Он сказал, что попытается подготовить для меня помещение. Через некоторое время он вернулся и попросил меня дать честное слово, что я не попытаюсь предпринять побег, потому что без этого он не может разместить меня в менее надежном помещении. Я не стал давать слова. Если он считает камеру подходящим местом размещения, то мне придется в ней оставаться. Однако я буду жаловаться через американское посольство. Начальник тюрьмы повторил, что без моего честного слова он больше ничего не может сделать. Тем не менее, через какое-то время меня проводили в комнату в административном здании, которое располагалось во дворе, окруженном высокой стеной. Мою комнату запирали на ночь, и мне пришлось сдать один ботинок, чтобы побег стал еще более затруднительным. Перед окном взад и вперед ходил часовой. Несколько раз за ночь мне в лицо светили фонарем, чтобы удостовериться, нахожусь ли я на месте. В этой тюрьме меня держали два дня. 18 октября меня доставили на железнодорожную станцию, а оттуда отправили в Киворт».

В сентябре 1917 года Мюллеру удалось сбежать. Вскоре его поймали и в ноябре 1917 года приговорили к пятидесяти шести дням одиночного заключения.