Последний долгожитель - [37]

О Жофи ему было известно лишь то, что она работает в Управлении иностранного туризма. Он не знал даже, как она выглядит. Однако работа девушки облегчала дело. Через неделю после возвращения профессора Сакач появился в центральном вестибюле Управления иностранного туризма. За окошком с табличкой «Справочная» сидела девушка с каштановыми волосами; с милой улыбкой она объясняла что-то коренастому мужчине, похожему на скрипача цыганского оркестра. Но оказалось, что это личный секретарь джайпурского магараджи, и он во что бы то ни стало желал заказать специальный самолет в Гамбург. Сакач остановился у окна, девушка подняла на него глаза:

— Уез?

— Вот уж не знал, что можно начинать разговор со слова «yes», — улыбнулся Сакач. — Теперь буду знать. А почему вы решили, что я англичанин?

— У вас профиль, как у профессора физики Оксфордского университета.

— Вы так хорошо знакомы с английскими физиками?

— Отчасти на семейной почве, — улыбаясь, ответила девушка и уже официальным тоном спросила: — Что вам угодно?

— Будьте любезны, взгляните, нет ли прямой авиалинии между Будапештом и Гетеборгом.

Пока девушка тонкими пальцами перебирала расписания авиакомпаний, Сакач внимательно ее разглядывал. Отец не смог бы отречься от дочери: то же узкое лицо, высокий лоб, длинная, изящная рука. Вот только волосы… Наверное, она унаследовала их от матери.

— К сожалению, прямой линии нет. Вам придется в лучшем случае сделать одну пересадку, но тогда надо будет лететь через Гамбург. А если вы выберете путь покороче, вас ждут две пересадки — в Берлине и в Копенгагене.

— Благодарю, я подумаю. Но, пожалуй, быстрее добраться до Гетеборга на машине.

Ресницы девушки чуть дрогнули, но мгновение спустя она в упор взглянула на Сакача:

— Что вы хотите этим сказать?

— Простите, — вполголоса сказал он, — у меня и в мыслях не было обидеть вас, но, когда вы упомянули о физиках, я хотел убедиться, что разговариваю с Жофи Балла. Теперь я в этом уверен.

— Что вам от меня нужно?

— Я хочу помочь вам. Разрешите представиться: Имрэ Сакач.

Лицо девушки прояснилось.

— Имрэ Сакач! Вы друг Габора, правда? Габор рассказывал вам, что после несчастного случая мой отец…

— Да, рассказывал.

Жофи покачала головой.

— Я не верю тому, что ему говорят врачи. И тому, что они мне говорят, тоже не верю. И… — Ее прервал телефонный звонок. — Знаете что? Я кончаю через полчаса. Не обождете ли меня где-нибудь поблизости? Хотя бы там. — Через большое зеркальное окно она указала на здание напротив с вывеской "Espresszo".

Маленькое кафе было переполнено. Сакач с трудом протиснулся между стульями. Ему пришлось подождать, пока освободился столик. Наконец он сел и попытался привести в порядок свои мысли.

Удивительное дело, с тех пор как профессор Балла оправился после катастрофы и вернулся домой, от него исходит какая-то неестественная напряженность. Она действует не только на его сотрудников, но и на членов семьи. При упоминании его имени лицо Жофи выразило такую же неуверенность и тревогу, как и лицо Габора Шомоди, когда он впервые высказал Сакачу свое недоумение. В одном Габор прав: полиции это не касается. Здесь нет преступления и нечего расследовать. Но что-то все-таки неладно. Из слов Шомоди, рассказа дядюшки Яноша да и из его собственных наблюдений нельзя было заключить, что поведение профессора объясняется последствиями дорожной аварии. Причина наверняка в чем-то другом… Но в чем? Догадки, знаменитой догадки у Сакача все еще не возникало! Даже намека на нее не было. Впрочем, крохотная зацепка… Выпьем-ка кофе и послушаем, что скажет Жофи. Если чутье его не подводит, у нее есть о чем рассказать.

Когда Жофи наконец пришла, в эспрессо яблоку негде было упасть.

— Я заставила вас ждать? — виновато спросила девушка.

— Нет, вы удивительно точны. Я ждал не более получаса. Не стану вас долго задерживать и мучить. Говорите сами.

— Преступников вы так же допрашиваете?

— Жофи, Габор мне сказал: "Полиции тут делать нечего…" И он, по-моему, прав. Я хочу вам помочь, так как чувствую, здесь что-то неладно. А что именно, не знаю. Поэтому прошу вас, рассказывайте.

— Понимаете, — нерешительно начала девушка, — после того несчастного случая отец переменился. Первое время я этого не замечала, радовалась, что он жив, поправился, может заниматься любимым делом. Те мелочи, о которых Габор, наверное, вам говорил, я относила на счет аварии и надеялась, что все пройдет. Вы знаете, о чем я говорю?

— Кажется, да. Я видел вашего отца, разговаривал с ним. Очевидно, вы имеете в виду его суетливые, некоординированные движения, нервные вспышки и еще кое-что в этом роде. Помог ему Хевиз?

Девушка пожала плечами.

— Даже не знаю. За полгода я настолько привыкла к его нервозности и суетливости, что почти не замечаю их. И не это главное. Все эти мелочи — явные последствия катастрофы. Выпадение памяти также можно приписать несчастному случаю. Мне пришлось свыкнуться с тем, что с ним нельзя разговаривать о прошлом, о моем детстве, о матери. Но…

Жофи умолкла и нерешительно посмотрела на Сакача. Он подбодрил ее кивком головы. Она продолжала:.

— Выпадение памяти проявляется у него как-то очень странно. Помню, как спустя несколько недель после возвращения из Швеции, — кажется, это было в ноябре — он позвонил мне в Управление и сказал, что, видимо, задержится, ему предстоит закончить работу. В шесть вечера я была дома, в восемь мы должны были встретиться с Габором. В половине восьмого отца дома еще не было. Я позвонила в институт. Габор уже собирался к нам, он сказал, что в шесть часов профессор все бросил и ушел. Пришлось отказаться от наших планов на вечер. Куда мы только не звонили! Наконец удалось узнать, что отцу стало плохо и его на скорой помощи отвезли в больницу. Мы за ним туда поехали.