Последний долгожитель - [35]

— Забавно, — протянул Сакач, — очень забавно. Что же было дальше?

— По-моему, ничего забавного в этом нет. Видно, на него нашло что-то или он из ума выживает, А может, сокрушается, что в молодости у него не было машины… Откуда мне знать? Тебя интересует, что было дальше? Ровным счетом ничего. Он больше не упоминал об этом происшествии, наверное, самому было неловко. А у меня хватило ума помалкивать.

Шомоди с мрачным видом курил сигарету. Сакач некоторое время внимательно смотрел на него, потом встал.

— Ты рассказал сразу слишком много. И слишком мало. А главное, не вижу системы в твоем рассказе. Я ведь не врач и не психолог.

— Но ты умеешь логически мыслить. А поступки Баллы, по-моему, совершенно лишены логики. — Шомоди вздохнул. — Ну, не сердись, если понапрасну задержал тебя.

Сакач потрепал друга по плечу и открыл ему дверь. На прощанье он сказал:

— Я скоро к тебе загляну.

Но минуло около двух недель, прежде чем он выполнил свое обещание. Ему пришлось выехать в провинцию, где он присутствовал при эксгумации, а потом надолго застрял в институте судебно-медицинской экспертизы. Однако друга он не забыл и однажды утром без предупреждения явился в научно-исследовательский институт атомной физики, где тот работал.

Профессор Балла еще не приходил, а Шомоди с двумя молодыми коллегами готовил опыт. Сакач не захотел им мешать. Он решил подождать в холле, где завел беседу со стариком-курьером, который слонялся без дела.

— "Кошут"? — Лицо старика прояснилось. — Спасибо, я тоже курю «Кошут». От сигарет с фильтром никакого удовольствия не получаешь. — Он зажег спичку, дал прикурить Сакачу и прислонился к стене. — Молодежь курит «Фэчке», говорят, с фильтром здоровее. — Он рассмеялся. — И господин профессор, видно, помолодеть хочет. После того как вернулся из Швеции, все меня за «Фэчке» посылает. Ну, а я менять привычки не стану. С той поры как начали выпускать «Кошут», только эти сигареты и курю. Раньше-то, до сорок пятого, «Левенте» покупал, может, помните такие?

— Что вы, дядюшка Янош, я ведь тогда еще под стол пешком ходил! — Сакач внимательно посмотрел на курьера. — Уж не боится ли ваш профессор рака легких?

— Кто его знает, может, и боится. Все равно, не к лицу привычки менять, когда ты в летах, я так полагаю.

Старик выпрямился, прислушался.

— Идет наконец! Никогда теперь лифтом непользуется, а ведь в его годы одолеть четыре этажа…

— Господин профессор занимается спортом? — спросил Сакач.

— Простите, не знаю. Пойду скажу господину адъюнкту…

Балла вошел в холл, бросил быстрый взгляд на Сакача и захлопнул за собой дверь кабинета. Несмотря на краткость встречи, полицейский инспектор успел его разглядеть. Это был пожилой сухопарый мужчина с серыми глазами и тусклыми светлыми волосами — в молодости они, вероятно, были темнее. Так незаметно обычно седеют блондины. Сакачу бросилось в глаза, что руки и ноги профессора словно бы с трудом повинуются воле, но некоторая замедленность движений компенсировалась суетливыми рывками.

Появился Шомоди.

— Давно ждешь? — спросил он, направляясь к другу. — Почему не вызвал меня?

— Заболтался с вашим курьером, дядюшкой Яношем. Видел и твоего профессора. Не слишком-то он приветлив.

— Посмотрел на тебя как на пустое место, да? Не любит посторонних. Конечно, если я скажу, что ты и есть тот самый человек, который был инициатором опытов с гилофорезом…

— Инициатором был не я, а Вильмош Гатц. Но неважно. Главное, дядюшка Янош тоже…

— Странные вы все-таки люди, Имрэ, — перебил его Шомоди. — Если вам требуется выяснить обстоятельства убийства короля, едете на другой конец — света, в самый отдаленный уголок страны и начинаете допрашивать ни в чем не повинного конторщика налогового управления, который не имеет никакого отношения к делу.

— Что-то ты больно весел, — сказал Сакач.

Шомоди рассмеялся.

— Вот уже несколько дней, как старик стал человеком. Кажется, снова мне доверяет. Сказал, что намерен взять отпуск на недельку — врач рекомендовал ему грязевые ванны, а работу останавливать нельзя. Я должен ее продолжать, пока он не вернется. Он и записи свои мне передал. Кажется, я ошибался, а может, преувеличивал… Старик успел сдедать страшно много, он показал мне три варианта теории гравитонов! Словом…

— Словом, он понял, что без тебя дело не пойдет.

— Какое дело?

— То самое, каким вы заняты. Он вынужден признать, что ты ему необходим.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного. Я имею в виду очень простой и по-человечески объяснимый факт: после того, что с ним произошло, он боится, как бы его не упрекнули в умственной неполноценности. У него ведь было сотрясение мозга?

— У него был перелом основания черепа.

— Неважно. Он хочет тебе доказать, что умственно бодр, свеж и способен творить не только в знакомой ему области, но и в той, которой занимался Краммер. Думаю, некоторое время спустя, если вы добьетесь успеха с гравитонами, он снова вернется к прежней работе.

Шомоди пожал плечами.

— Твои слова до некоторой степени успокаивают. Не понимаю только, зачем ему понадобилось переселяться в кабинет Краммера?

— Значит, этот кабинет раньше принадлежал Краммеру?