– Глафира Алексеевна, откуда вы так здорово разбираетесь в футболе?
– А вот отсюда, – Глафира Алексеевна показала на стоящий в углу телевизор. – Вы знаете, раньше я и представления не имела, что такое футбол и с чем его едят. А в прошлом году вышла на пенсию…
– Выходит, у вас наступили каникулы? – спросила Наташа.
– Верно, каникулы, – рассмеялась бабушка. – Куда податься пенсионеру? Спасибо сослуживцам, подарили цветной телевизор, вот я и пристрастилась к футболу. Ни одной игры не пропускаю и сейчас разбираюсь в футболе, как заправский болельщик.
– Значит, лучше любого тренера, – сказал Саня.
Мы пили чай и весело болтали обо всем на свете. Мы чувствовали себя у бабушки как дома, и даже еще лучше. Дома нас все время наставляли и учили. А бабушка позволяла нам вести себя, как нам хочется.
Я глядел на ее еще совсем молодое, загорелое лицо и думал, а почему мы ее называем бабушкой? Только потому, что она пенсионерка?
Когда я пришел домой, на кухне все гремело и грохотало. Мама воевала с кастрюлями. Увидев меня, мама спросила:
– Я отпустила тебя на часок, а прошло сколько?
– Прошло два, – ответил я, бросив взгляд на часы.
– Два часа двадцать одна минута, – мама любила точность. – Значит, больше сегодня ты на улицу не пойдешь.
Ну что ж, не пойду так не пойду. А папа? Меня же папа ждет в шесть часов в кафе у студии. Мама обижалась, что я не говорю ей правды. Ладно, выложу ей все как на духу.
– Мама, мы с папой договорились встретиться в шесть часов у студии, – твердо сказал я. – Как мне быть?
– Ты должен ехать, – разрешила мама, – но до шести еще уйма времени, и ты можешь позаниматься.
Действительно, самое выгодное – всегда говорить правду. Может, и папе рассказать правду? Надо подумать.
В назначенное время я открыл дверь кафе. Папа меня уже ждал. Ждал не один – стол ломился от заказанных блюд.
Папа слишком буквально воспринял мое предложение встретиться за столом переговоров. Раз за столом, значит, за обеденным. К тому же, поскольку папа не видел своими глазами, как я ел, он считал, что я плохо питаюсь. Несмотря на то, что ежедневно сам приходил и готовил обед.
– Ты похудел, – опечалился папа.
Чтобы не огорчать папу, я принялся за еду. Заморив червячка, я приступил к переговорам.
– Папа, как ты относишься к НТР, то есть к научно-технической революции? – задал я первый вопрос.
Папа опешил, потому что ждал совсем иного вопроса, но быстро собрался с мыслями и заговорил:
– Неоднозначно. Видишь ли, раньше вместе со всеми я разделял восторг успехами НТР, а сейчас я отчетливо вижу теневые стороны, например, загрязнение окружающей среды.
Теперь папу не остановишь. Но я сам виноват, втравил его в дискуссию. Но папа неожиданно прервал свою тираду и вернулся за стол переговоров.
– Неужели ты позвал меня, чтобы потрепаться о НТР? – папа был не в своей тарелке.
– Кстати, об окружающей среде, – продолжал я плести нити заговора. – Ты же знаешь, что мамина работа поможет сделать воздух и воду чище?
– Я знаю, – ответил папа и переполошился: – А что случилось?
– Мамина работа под угрозой, – выпалил я.
– Кто же ее противники? – воскликнул папа и сделал такой жест, словно сейчас выхватит шпагу и сразится с теми, кто угрожает нашей маме.
– Мы, – ответил я.
– Почему? – не понял папа.
– Вместо того, чтобы заниматься наукой и одарить человечество чистым воздухом, мама оставляет на полпути работу, потому что мы бросили ее на произвол судьбы.
Папа беспокойно заерзал на стуле.
– Но ты, по-моему, ее не бросил.
И тогда я рассказал папе о своих успехах за последние дни, чем вызвал у него прилив недюжинной энергии.
– Как ты мог до такого докатиться? – распалился папа.
– Папа, ты слышал о таком слове – безотцовщина?
Папа сник. Я понимал, что это нечестный прием, более того, это удар ниже пояса, но мне хотелось, чтобы папа услышал меня.
– Папа, – приободрил я отца, – у нас нет иного выхода – давай станем настоящими мужчинами.
В тот день здорово шла игра у Наташи. Словно шутя, она обводила защитников, забивала голы с любого расстояния.
Поэтому Саня чаще всего ей и пасовал. И сейчас он отвлек на себя внимание защитников и отбросил Наташе мяч.
Мяч долетел до Наташи, а она его не видит. Стоит, задумавшись, и на губах ее играет улыбка.
Обычно про таких людей говорят, что они витают в облаках. Но я знал, где Наташа витала – она брела по плитам маленького старинного городка, спускалась к дому-музею великого поэта.
– Ты играть сюда пришла или мечтать? – набросился Саня на девочку. – Такой пас ей выложил, как на блюдечке. Остальное, как говорится, дело техники.
Наташа вспыхнула и, не проронив ни слова, ушла с площадки, села, обиженная на скамейку и на нас даже не глядела.
Когда Саня играл, он ничего, кроме футбола, не видел. Таких игроков называют бескомпромиссными.
Во всех спорах Глафира Алексеевна брала сторону Сани, но сейчас она встала на защиту Наташи.
– Ну что ты на нее напал? Устала Наташа, и все тут.
– А у нас через неделю, в четвертьфинале, никто не спросит, устали мы или нет, – огрызнулся Саня. – Игру надо будет показывать.
– А игра у нас получится лишь тогда, – стояла на своем Глафира Алексеевна, – когда мы не будем валить друг на друга наши неудачи, когда мы не будем ссориться, короче, когда мы будем друзьями.
