Я ужасно расстроился, что на моих глазах одолели папу.
Я вчера его предупреждал – Наташин отец хочет поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. А папа не послушался, потому что он не трус. Это прекрасно, что папе неведом страх, но заодно хорошо бы иметь здоровые кулаки.
Мой папа принадлежит к людям, которых обожают мухи. Потому что он никого не обидит, даже мухи.
Но если бы еще и его никто не обижал, никто бы не посмел даже пальцем тронуть. Если бы мой папа был таким же сильным, как Наташин отец.
Зазвонил телефон, но я трубку не поднял. Я догадался, что это звонит папа, но сейчас я не мог с ним разговаривать. Утешать его у меня язык не повернулся бы. Да и разве настоящий мужчина нуждается в утешении?
Через минуту раздался новый телефонный звонок. Папа решил, что прежний автомат барахлит и нашел другой. Гудки следовали за гудками, а я не брал трубку.
Папа уверен, что я дома. Возможно, он видел, как я вхожу в дом. Но он и не догадывается, что я был свидетелем его позорного поражения.
– Папа не может быть поверженным и побежденным! Папа должен быть победителем – всегда и везде!
В отчаянии я прокричал эти слова в пустой квартире, откуда еще не выветрился папин дух, и убежал на улицу.
Я пошел по улице и незаметно забрел в парк, в тот самый, где когда-то мы гуляли с Наташей.
Я должен отомстить за папу. Я придумывал планы один коварнее другого. Облить Наташиного отца ведром холодной воды, когда он будет утром спешить на работу? Нет, слишком мелко и ничтожно. Выйти с ним один на один в чистом поле и сразиться в честном поединке? Он же за одну секунду положит меня на лопатки.
От собственного бессилия я готов был реветь, но сдержался.
Тогда остается единственный выход. Я сажусь за руль его машины, разгоняю «Жигули» по горной дороге, и мы летим вниз, в ущелье, в пропасть. Я даже зажмурил глаза, когда представил себе эту леденящую кровь картину.
Мне стало холодно, и я очнулся. Оказалось, что я сижу на скамейке в той дальней аллее, по которой мы бродили с Наташей. Я вскочил и замахал руками, чтобы согреться.
Стоп, вдруг вспомнил я. Он же отец Наташи. Если он погибнет, Наташа будет страдать, она очень любит своего отца.
Ладно, великодушно решил я, дарую ему жизнь. Но не ради его самого, а ради Наташи.
Наташа – вот кто мне сейчас нужен дозарезу. Если бы я мог перекинуться с ней словечком, да просто увидал ее, я бы сразу знал, что мне делать. И не слонялся бы бесцельно по парку.
Сколько уже дней прошло, как Наташа исчезла? Четыре дня? А кажется, что четыре года.
Куда она уехала? Чего это ее маме приспичило так поспешно увозить свою дочь?
Наверное, мамина душа не выдержала, когда Наташа ударила Ляльку. А кто подтолкнул Наташу на это? Я. Как ни крути, во всем виноват я один.
Я сорвался с места и вновь помчался по парку.
Теперь я не могу со спокойной совестью глядеть в глаза Наташи, потому что из-за меня так круто изменилась ее жизнь.
Когда я пришел домой, был уже вечер. Мама встретила меня вопросом:
– Где ты пропадал? Я сижу как на иголках.
Так говорят про человека, который от волнения не может сидеть и беспрерывно вскакивает.
– Гулял, – ответил я, не вдаваясь в подробности.
Мама долго молчала, и у нее накопилось много вопросов. Я почувствовал, что она сейчас обрушит их на мою бедную голову, потому опередил маму:
– Мама, можно я потом отвечу на вопросы?
– Когда потом? – обиделась мама.
Я сам не знал когда. Может, завтра? А может, послезавтра? А может, когда вернется папа и найдется Наташа? В общем, тогда, когда все будет хорошо.
Я пошел спать, но не мог долго уснуть. Вроде бы провел целый день в парке, на свежем воздухе. Отчего бы сразу не задать храпака? Но сон не торопился ко мне.
И тогда я понял, в чем дело. Обычно я засыпал под стрекот маминой машинки.
Говорят, когда за окном идет дождь, хорошо спится. Так на меня действовал стрекот маминой машинки. А сегодня я не слышал его. И вчера не слышал, и позавчера. В общем, как папа ушел, замолкла и мамина машинка.
Я стал разгадывать, какая существует связь между папиным уходом и маминой машинкой, но быстро запутался и уснул.
На первом же уроке Саня пристал ко мне с расспросами.
– Почему ты не пришел вчера к Игорю Александровичу?
– А кто это – Игорь Александрович? – я порылся в памяти, но не мог вспомнить знакомого с таким именем-отчеством.
– Наташин отец, – Саня поразился, что я этого не знаю.
– Ого, – протянул я, – у вас уже фамильярные отношения.
– Да, мы друзья, – гордо признался Саня. – Игорь Александрович спрашивал, почему тебя нет.
– Слезы лил? – с подковыркой спросил я.
– Ну что ты! – Саня расплылся в – улыбке. Он настоящий мужчина – камень!
– Булыжник, – поддакнул я.
Саня обиделся за Наташиного отца.
– Какая тебя муха сегодня укусила?
Так спрашивают у человека, который начинает вдруг ни с того ни с сего совершать такое, что никто от него не ждал.
Саня оказался провидцем – весь тот день пошел у меня наперекосяк.
Эти милые, дружеские разговоры мы вели на уроке алгебры. Калерия Васильевна бросала на нас вопросительные взгляды, то есть взгляды, в которых было много вопросов. Но я уже давно разучился отвечать на вопросы.
