Последний час рыцарей - [27]

Еще одним доказательством отсутствия общности стало то, что жители Византийской империи неохотно объединялись для защиты города. Невозможно было даже представить себе, чтобы участники ежедневных собраний разделяли общее мнение. Даже среди греков находились кардинал Исидор, симпатизировавший Западу, и Нотарас, отказавшийся даже подписать акт об объединении церквей. Эти двое почти не разговаривали между собой.

Франдзис, хотя он отнюдь не приветствовал сближение с Западом, тоже недолюбливал Нотараса. Венецианцы же, как правило, смотрели на греков свысока. Будучи рационалистами во всем, они с трудом выносили византийцев, которые продолжали тратить свои дни на богословские споры, когда на карту было поставлено само их существование. Посол Минотто, как бы для того, чтобы подать пример другим венецианцам, не отправил свою семью обратно в Венецию.

Греки, в свою очередь, не любили венецианцев. Несмотря на то что те постоянно заявляли, что делают все возможное, чтобы защитить страну, которая не была их собственной, греки в глубине души понимали: венецианцы на самом-то деле заботятся об охране собственных деловых интересов.

Единственное, что объединяло греков и венецианцев, — это их взаимная ненависть к генуэзцам, которые поддерживали нейтралитет, спрятавшись в своем анклаве Пера. Хотя генуэзский магистрат Ломеллино, разумеется, не присутствовал на этих встречах, он не упускал возможности передать словечко через капитана наемников Джустиниани (тоже генуэзца), уверяя: они, несмотря на их официальную позицию, делают все возможное, чтобы помочь Византии. Магистрат постоянно напоминал венецианцам, которые яростно осуждали эту политику нейтралитета, что генуэзцам из Галаты приходится думать о своих семьях, а их родина, по сути дела, была Галата, а не Генуя. Потому они не могли рисковать всем, что им дорого, принимая опрометчивые решения.

И греки, и итальянцы, понимали: их союз, начисто лишенный сплоченности, удерживало от распада лишь одно — честная и беспристрастная натура императора. Это, да еще то, что Джустиниани и Тревизано, закаленные в горниле войны, были в первую очередь воинами, а уже потом — гражданами Генуи и Венеции.

…Тем же спокойным и сдержанным тоном, что и раньше, Тревизано продолжал докладывать консулу о текущем состоянии морских сил. Он сообщил все возможные детали: не только число капитанов кораблей, которые подтвердили, что остаются, но и количество гребцов. Согласно его отчету, их силы составляли:

— пять больших генуэзских парусных судов;

— пять венецианских кораблей — военных и крупных торговых галер;

— три галеры с Крита;

— по одному судну от Анконы, Каталонии и Прованса.

Если прибавить к этому десять кораблей, плававших под византийским флагом, то в сумме получалось двадцать шесть. В действительности главную силу флота, исходя из размера и маневренности, составляли пять больших судов из Генуи и пять — из Венеции.

Далее Тревизано объявил, что, как донесли венецианские шпионы, турки заняты строительством двухсот кораблей в их порту в Галлиполи. Однако итальянские моряки, несомненно, были лучшими в мире, а у турок не имелось своей традиции мореплавания, заслуживающей упоминания, и они призывали греческих моряков из своих колоний, чтобы укомплектовать эти корабли. Поговаривали, что один генуэзский или венецианский моряк стоит пяти греческих. Но эту угрозу следовало воспринимать всерьез: все-таки у противника будет в десять раз больше кораблей. Оставалось ожидать, что флот, который собирался в Венеции, прибудет как можно скорее.

Джустиниани со своей стороны, не теряя времени, взял на себя руководство сухопутными войсками. Последние несколько дней он докладывал о состоянии защитников-итальянцев. Не считая нейтральных генуэзцев из Галаты, бойцов набиралось две тысячи человек, включая добровольцев из Латинского квартала и его собственный отряд наемников. Поскольку все греки в городе, способные носить оружие, были подданными Византийской империи, он предоставил византийцам определить размеры их собственных сил.

Император поручил эту задачу самому доверенному из своих приближенных, Франдзису:

— Я желаю, чтобы ты выполнил эту работу. Ты опытен в такого рода подсчетах, кроме того, ты достаточно мудр, чтобы сохранить в тайне полученные сведения. Я знаю, что могу положиться на твою скромность. Ты можешь не беспокоиться о своих обычных обязанностях в суде, пока занят этим делом. Я хочу лишь, чтобы ты оставался у себя и узнал в точности, сколько людей, оружия, копий, щитов и луков имеется в нашем распоряжении для этой битвы.

Франдзис вместе со своими наиболее надежными подчиненными работал день и ночь. Он смог завершить эту сложную работу в самый короткий срок и в полной тайне. Придворный принес составленный им список во дворец и вручил его императору. Тот посмотрел на цифры в списке, потом снова на Франдзиса… Его взгляд казался исполненным страдания. Он долго молчал. В Константинополе, прославленной столице Восточной Римской империи, нашлось всего 4773 взрослых мужчины, обладающих должной физической силой и оружием, необходимым, чтобы принять участие в сражении. Православные монахи, которые скорее всего не станут драться бок о бок с католиками, не входили в это число.