Последний брат - [56]

И потом, что собирается делать Урах, примчавшись сюда? Хочет утолить свой голод прямо здесь? Неужели не мог дождаться до ставки? Там, в ставке, следовало бы принять Амара с великим почетом. А потом через пару недель, с ним случился бы несчастный случай на охоте, или еще какая-нибудь неприятность… Но зная Ураха, Хунбиш полагал, что скорее Амара без затей закатают в кошму и сломают хребет на глазах веселящегося хагана. А ведь многие муголы еще не забыли древние вольности, и власть хагана для них абсолютна лишь до тех пор, пока он сам не преступал закон… И так был ропот о смерти других братьев хагана. Но тогда это произошло якобы во время борьбы за власть и имело хотя бы оттенок справедливости в глазах людей.

Теперь, узнав о том, что Урах несется сюда, Хунбиш-Бильге хмуро подумывал, а не убить ли ему Амара, не дожидаясь встречи с хаганом? По крайней мере, это было бы не в столице, на глазах у всех. Народу бы сообщили о нападении разбойников. Слухи бы, конечно, все равно пошли. Но слухи — это слухи, куда лучше публичной казни. Да, Хунбиш всерьез подумывал о том, чтобы сделать все самому. Мешали ромеи… Хитер ромейский император. Специально послал со щенком «слепых» знатных отпрысков, сопровождающих с запасом через границу, чтобы не придушили Амара в пределах его державы. Тронь их муголы, это было бы страшным оскорблением, и создавало угрозу никому не нужной сейчас войны.

«Так что василевс оставил нам право сделать обоюдно невыгодную глупость, а сам умыл руки, как принято говорить у христиан…»

Но куда более этого останавливал Хунбиша нрав Ураха. Амар — это кровный брат и кровный враг хагана, и хаган сам хотел видеть смерть Амара. Такое стремление Хунбиш даже где-то понимал. Если видишь смерть своего врага лично, потом спишь спокойнее… Но в любом случае, как бы не повернулось дело с мальчишкой, Хунбишу нужно было как можно скорее возвращаться в столицу.

Хунбиш наконец очнулся от долгих раздумий. Он сел на кровать, с кряхтением нагнулся, сбросил отвратительно сырые сапожки, и направился к кадке. Торопливо взгромоздился на приступочку, перекинул ногу и…

Вода успела полностью остыть.

— Женщина! — взвыл Хунбиш-Бильге.

* * *

Выйдя из комнаты, Амар оперся о перила галереи второго этажа и только тут позволил себе ухмыльнуться. Нетерпеливый Урах сам несется сюда, как оголодавший волк… Пусть! Когда степняк попытался выйти из трактира, стража обступила его. Зато пока он спорил, его анда-побратим смог спокойно уйти в лес. Анда был не очень интересен стражам. А здесь, у трактира, то самое условленное место. И когда анда найдет людей деда, то…

За стеной трубным гласом возопил Хунбиш-Бильге. Через минуту по лестнице с первого этажа живо протопала хозяйка. Допечет их этот развращенный циньским комфортом жирдяй…

Сочувственно улыбнувшись, Амар пропустил её, прошел по деревянной галлерее второго этажа к комнате, где ночевали контуберналы. И тут услышал, как сзади на первом этаже хлопнула входная дверь. Он обернулся и увидел, как в центральный зал вошел побратим. Степняк посмотрел на него, тот тоже увидел его. Взгляды пересеклись, и побратим внизу молча едва заметно отрицательно мотнул головой. В глазах его было отчаянье. В висках степняка загудело, ухмылка сползла с лица, как разлагающаяся плоть. Что-то не срослось. Анда не встретил людей деда. Значит, не уйти сегодня Амару… Значит, Амару вообще не уйти.

* * *

Местность, по которой теперь ехал маленький отряд, до самого окоема представляла собой бескрайнюю, поросшую травой равнину. Лишь иногда однообразие её прерывалось голубой лентой реки или густым лесом, который высился среди равнины подобно одинокому острову в безбрежном океане. Около одного из таких «островов» они и остановились под вечер для устройства ночлега, когда к ним стала подступать ночь.

Быстро и сноровисто контуберния установила свою палатку. Раскатала полотнище, вбила шесты и колышки, натянула завязки. Дело привычное. Муголы тоже установили свои шатры, и через некоторое время рядом с лесом раскинулся небольшой лагерь. Он быстро появился, и так же быстро исчезнет завтра с рассветом, когда они продолжат путь. Находившийся рядом лес казался настоящей непролазной чащей, в которую никогда не ступал человек. Проходы между деревьями были завалены стволами погибших деревьев и густо заросли кустарником так, что лес снаружи представлялся некой стеной, глухо отгородившейся от равнины естественной засекой. Впрочем, обилие сухостоя позволило быстро набрать сучья для костров, и через некоторое время контуберния вскипятила в котле перед палаткой чечевичную похлебку с козлятиной. Муголы при своем костре тоже учинили трапезу, и от их костра тоже долетал сытный мясной дух.

Уже лежа в палатке, и укрывшись плащом, Трофим думал о событиях последних дней. Рядом мерно дышали его товарищи, и Трофим в который раз поблагодарил судьбу за то, что никто из них не был подвержен храпу во сне. Отцы-командиры любили говорить, что если тебе мешает храп соседа, значит, ты просто недостаточно выложился на занятиях. В этом, конечно, была доля истины. После марша Трофиму например было ровным счетом все равно. Пусть бы сосед даже напевал застольные песни — усталость властно брала свое, и приход сна был скор. Но вот в такие моменты, после спокойного дня, товарищи не подверженные храпу радовали. Трофим втянул воздух — похоже, победоносная чечевица завершила путешествие по желудкам… Он откинул полог палатки, стало посвежее. Снаружи, видимые в ярком свете полной луны, стояли два мугольских воина. Кроме часовых вокруг палаточного лагеря муголы еще всегда выставляли часовых у палатки контубернии. Амар пробовал возражать, но тут уж его не слушали — родич хагана должен быть защищен. Трофим и другие тоже не возражали, приятно было переместить ношу караульной службы на других и спать под надежной охраной.