Последний бой - он трудный самый - [17]
И снова всей кожей я ощутил ледяной ветер смерти, дующий из центра Берлина.
* * *
«Гнейзенау-уфер» — готическими черными буквами написано на белых табличках, еще висящих по стенам разрушенных домов. Вдоль довольно широкой набережной торчат расщепленные осколками липы.
Берег Ландвер-канала, обрамленный невысоким парапетом, во многих местах был поврежден снарядами. До него и надо было добежать, чтобы поставить дымовую завесу. Под ее прикрытием танки должны выскочить на набережную, круто развернуться направо и устремиться к мостам. Вот этот разворот вправо — самый опасный и рискованный момент всей операции. Танкам придется атаковать мосты, двигаясь вдоль канала, подставив борта под кинжальный огонь противника. А борт уязвим, тут и броня тоньше, и стрелять с борта труднее.
Приближалось время «Ч» — время атаки Ландвера, а «дымовая команда» как ушла в развалины, так и исчезла, словно растворилась там. Радиосвязи с ней не было.
С чердака вглядываемся в набережную, действия добровольцев надо вовремя поддержать огнем. Глаза мои от напряжения словно распухли. Нервничают и артиллеристы.
Наконец-то! Первый из наших ребят выскочил из развалин, побежал через набережную. За его спиной тяжело подпрыгивает вещевой мешок.
— Артиллеристы, огонь! Цели видите?
— Как запланировано? — спрашивает меня молодой артиллерийский капитан из 100-го полка с черными усиками, которые будто приклеены к его загорелому лицу.
— Быстрее! Конечно, как договорились. Командуйте, видите, что творится!
По-видимому, Мазурак выслал сперва одного из группы для разведки. В бинокль узнаю: это Зияков. С северного берега устремился к бегущему целый сноп пулевых трасс; сплошной пульсирующий клекот пулеметов противника.
* * *
Но вот открыли огонь наши артиллеристы. Над нами завыли мины, и стена огненных взрывов выросла на том берегу канала.
Фашистские пулеметы захлебнулись. Всего на минуту! И снова словно сорвались с цепи, огонь стал злее.
Зияков бежал среди красно-желтых трасс.
Вдруг перед ним взметнулся огненный фонтанчик — взорвалась небольшая мина. Взрыв опрокинул разведчика, и сразу же над упавшим закурились спиральки дыма. Дымовая шашка загорелась от горячих осколков или Зияков успел поджечь ее сам — этого мы так и не узнали. Но дело было сделано.
Дымок набирал силу, разрастаясь в высоту и ширину, становился плотней и гуще, наливался чернью, сливался в большие клубы дыма, и будто хлынула темная вода.
Упавшего уже не было видно, но дым перемещался вдоль набережной. По-видимому, у раненого нашлись еще силы, он полз, расширяя дымовую завесу!
В этот момент все остальные выбежали из развалин и, рассредоточиваясь веером, бросились по набережной к заранее определенным местам.
Вот слева мелькнула кирзовка Маслова, он добежал до парапета и лихорадочно чиркал спичками. Снаряд ударил в верхнюю кромку парапета, взрыв закрыл смельчака, но там уже встал новый густой столб дыма: шашка разгорелась!
А там, где должен быть Зияков, клубы дыма уже не перемещались, не двигались...
Петляя по набережной, словно пританцовывая среди переплетающихся пулевых трасс, бежит Блюм. Смертельная кадриль. Солдат высоко подпрыгивает и валится на бок. Убит? Нет. Он пружинно вскакивает и снова бежит. Когда упал, поток пуль, направленных к нему, на мгновение прервался: зачем стрелять в убитого? А ему только это и нужно. Загорелась, задымила и его шашка.
— Молодчина! — Артиллерийский капитан восхищенно стукает ладонью по балке. — Ловко сделано. Как в балете! И жив ведь, чертяка. Ну и ну! Посмотрите в стереотрубу, лучше видно!
— Что тут, спектакль? Лучше огонь усильте, капитан! — Я еще под впечатлением гибели Зиякова, да и у остальных мало шансов выжить, а тут...
— Есть! Извините, товарищ гвардии подполковник. — Капитан краснеет, хватает телефонную трубку.
«Грубо я его осадил», — проносится в голове. Что он плохого сделал? Грубость за мной водится. Это я признаю. Хотя сам, между прочим, не переношу, если это относится ко мне. И все-таки, бывает, срываюсь... А грубить младшему — все равно, что бить ребенка: подчиненные в армии от грубостей начальников не защищены... Но времени для раздумий сейчас нет.
На набережной все идет, как намечено.
В поле зрения моего бинокля щуплая фигурка комсорга автоматчиков Пайзанского. Он бежит налегке, почему-то без вещевого мешка. Его худое тело словно штопором ввинчивается в воздух. Тоже свой, солдатский расчет: трассы прицельных пулеметных очередей скрещиваются уже позади. И бежит Пайзанский по прямой, выгадывает расстояние и время. Правильно! У каждого солдата на поле боя свой маневр. Только где его дымовые шашки? Секрет раскрылся, когда комсорг уже был под парапетом. Мы увидели, как по брусчатке к нему через набережную стал двигаться привязанный кабелем вещевой мешок. Молодец! Как умно придумал, мешок ведь весил не меньше пуда. А бежать налегке куда легче.
* * *
Облегченно вздыхаю. Отдельные дымы, поставленные добровольцами на своих участочках набережной, разрастаясь, быстро сливаются в плотный, непрозрачный шлейф. Сквозь мутную темень красно-желтым бисером пробиваются пунктирчики трассирующих пуль, там багрово вспыхивают разрывы. Но теперь фашисты стреляют уже наугад, неприцельно.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.