Последний бой - он трудный самый - [12]
Иванов очнулся, поднял голову, на его истонченном болью, детски-курносом лице я увидел застывший ужас.
— Фрося! Подняться можешь?
— Сейчас, сейчас... — Девушка приподнялась, взялась опять за угол плащ-палатки, мы потащили Иванова к танку. И тут он внезапно схватил меня за сапог, я упал.
— Не бросайте меня, товарищ командир... — Глаза его умоляли.
— Пусти сапог! Мешаешь тащить.
Неизвестно, чем бы это кончилось, но кто-то схватил меня за ремень, и всех нас вместе втащили за танк. Пожелтевшие кисти рук Иванова плетьми волочились по камням, оставляя кровавые следы.
Поднимаю голову и вижу укоризненные лица товарищей.
— Выпейте воды, товарищ гвардии подполковник! — Мой заместитель Стариков протягивает обшитую войлоком немецкую фляжку.
Кашель выворачивает легкие. Пересиливая подступившую тошноту, глотаю теплую воду, пахнущую металлом и ромом.
— Не имею права учить вас, — твердо говорит Стариков, глядя мне в глаза, — но, кажется, помогать санинструктору вытаскивать из боя раненого — не дело командира полка!
— Ладно... Скажи-ка лучше, что там у Темника?
— Посмотрите сами. — Стариков передает мне бинокль. — Автоматчики Муратова продвинулись к кирхе.
Действительно, взвод Муратова подошел уже вплотную к ее стенам. Солдаты бьют короткими, прицельными очередями по окнам, и сверху падает разноцветная россыпь осколков. Красивые были витражи, не одно столетие держались в стрельчатых окнах кирхи! Стены ее — из темно-красного кирпича, они в ранах и выбоинах. Уцелевшие кое-где цветные стекла сверкают на солнце.
Немецкая пушка, установленная на одной из площадок колокольни, еще продолжает бить по танкам первогвардейцев. Это противотанковое семидесятипятимиллиметровое орудие. От нас его защищают толстые стены. Старинную кладку не пробивает насквозь даже снаряд нашей пушки.
— Слушай, ротный, а если ударить по колокольне залпом из всех твоих танков?
— Все равно не пробьем. Вот строили раньше, да-а! — Старший лейтенант Гатиятулин стоит рядом со мной. Он держит свой шлемофон в руке, потные черные волосы падают на его выпуклый лоб. — Па-а-пробуем, товарищ комполка...
— Ты что это заикаешься?
— К-кон-тузило немного. Сегодня-а... — нараспев говорит он. — Так п-прикажете бить з-з-алпом! Да?
— Бей! Только прицеливайтесь аккуратно! За кирхой наши! Все снаряды должны попасть в колокольню, сразу в одну точку. Должны мы ее проломить!
— Фугасными бить? Или, может быть, бронебойными?
— Бронебойными. Надо, чтобы разрыв был глубоко в стене!
— Есть! Разрешите идти в танк?
От залпа из четырех танков только чуть покачнулся стрельчатый шпиль колокольни. Вздрогнул на ней тонкий крест. А рассеялось красное облако, и пушка противника продолжала стрелять! Залп 122-миллиметровых орудий не смог разбить средневековую твердыню.
Дальше медлить нельзя. Соседняя Первая гвардейская бригада была основательно застопорена. А Первая гвардейская должна вырваться вперед! В сорок первом она обороняла Москву, и вот теперь бригада в Берлине. Я принял решение ввести в бой еще одну роту «ИС».
— Петя! Есть связь с Темником? Вызывай его, быстро!
Радист, перетаскивавший свою рацию из «виллиса» в бронетранспортер, остановился, через минуту доложил:
— Готово! Темник на связи! — И протянул мне микротелефонную трубку.
Не успев прижать ее к уху, я услыхал раздраженный голос комбрига.
— Слу-ушай, Вениамин! Что ты отрываешь меня от боя?! — Трубка хрипела и трещала. — Я же просил снести эту проклятую колокольню вместе с пушкой?! Это за... орудие не дает нам двигаться. Ты можешь понять?
— Все вижу. Минут через десять буду атаковать кирху всеми силами. Другого выхода нет.
— И танками?
— Да! Я не могу тут задерживаться: приказано разворачивать полк к Ландвер-каналу. Понял? Пока не уничтожим этот узелок, я не могу оторваться от немцев и развернуть боевые порядки. Они перещелкают нас в спины. Да и тебе хочу помочь!
— Так что ты хочешь от меня?! — Темник кипел.
— Мы же договорились атаковать совместно! Я буду готов через десять минут.
— Тогда мы и без тебя эту задачу выполним! — прохрипела трубка. — Мои люди собраны, через минуту атакую! Это все! — Что-то щелкнуло, и связь с Темником прекратилась.
Что было делать? Я держал трубку и тупо смотрел в ее раструб. Мои танки и автоматчики будут готовы к атаке минут через шесть-семь. Удар с обеих сторон — совсем другое дело! И еще: неужели Темник поведет в атаку свой штаб? Я чувствовал, что комбриг накален до крайности.
— Майор Русанов! Передать всем командирам: ускорить выдвижение для атаки! Готовность через три минуты!
* * *
Но мы не успели...
Не отрывая от глаз бинокля, я вглядывался туда, где были перво-гвардейцы. Мысленно твердил: «Ну, подожди же пару минут! Они погоду не сделают... Подожди, Темник, подожди!»
— Что вы сказали? — спросил адъютант,
— А! Это я про себя.
Из густой завесы пыли и дыма вырвалась к кирхе редкая цепочка людей в черных комбинезонах. Дымную муть прорезали багровые вспышки выстрелов тридцатьчетверок. Донеслось «...а-а-а, рра-а-ааа!»
Свершилось-таки. Темник начал атаку. Человек он был неожиданный, самолюбивый, а его нервы, как и у всех нас, взвинчены до предела. Бригада застопорилась, начальство тоже нервничало. А тут еще я предлагаю помощь... Когда это было, чтобы Первая гвардейская бригада просила помочь ей?.. Я понимал: ждать уже нельзя, это добром не кончится. Надо немедленно выручать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.