Последний «бизнес» - [26]

Но Аня, веселая и строгая, скромная и дерзкая, иногда такая вдруг простая и добрая, но никогда не ласковая, всегда недоверчиво насмешливая, разом перевернула все его представления о любви. Какая там радость!.. Казалось, не было и минуты, чтобы Василий без тоски и боли не думал об Ане. Что она сейчас делает? С кем говорит? Кому улыбается? Не выдержав, он звонил ей по телефону, и Аня говорила с ним весело и строго, то охотно, то нетерпеливо, потому что он отрывал ее от каких-то спешных дел.

И за каждую минуту действительного, необыкновенного счастья, вроде той, в красном уголке на улице Славы, когда он танцевал с ней так, что даже одна девчонка закричала: «Премию!», за каждую такую минуту приходилось расплачиваться днями щемящей тоски, когда все валится из рук. В такие дни Василий старался казаться особенно бесшабашным, с подчеркнутой небрежностью говорил об Ане и строил из себя заядлого, даже, как говорил в таких случаях Борис Нискин, «злостного» ловеласа.

И все-таки ребята с недавних пор начали догадываться о его состоянии и между собой осуждали Аню. Зачем морочить голову парню? Нет так нет, отрезала бы, и все! А если да, если парень ей нравится, то уж совсем глупо так его мучить. Николай однажды даже пытался поговорить с Аней, но та сердито и резко оборвала его. Нет, по твердому убеждению ребят, Аня вела себя неправильно.

В последнее время у Василия было особенно тяжело на душе. Чтото так ослепительно ярко вспыхнуло у него в сердце в тот счастливый миг, когда они танцевали с Аней, так непередаваемо радостно стало ему вдруг, что наступившие вслед за этим дни, когда он больше не видел ее, показались невыносимыми.

Аня молчала, не звонила, не забегала в цех. Значит, для нее, для Ани, ничего не вспыхнуло в тот миг.

А раз так, то все! И Василий Таран поклялся, что больше не позвонит ей. Но от этого на душе стало еще тяжелее.

А Борис еще смеет сердиться, что Таран не слушал инструктажа! Спасибо, что Василий вообще как-то дышит, ходит, работает не хуже других и вот даже идет патрулировать. Это просто удивительно, как он умудряется все это делать и вдобавок еще острить и балагурить.

— Эх, напиться, что ли? Вот потеха будет, — сказал Таран, когда они с Борисом, немного отстав от остальных дружинников, подходили к Приморскому бульвару. — В жару только неохота.

Борис подозрительно покосился на друга.

— С чего это тебе напиваться?

— А! — досадливо махнул рукой Таран. — Не понимаешь ты человеческой натуры!

— Твоей, что ли?

— Хотя бы и моей! На все мне теперь наплевать, понял?

— Ты себя не очень-то распускай. Я понимаю, из-за чего другого, а то из-за девчонки…

Таран насмешливо и горестно присвистнул.

— А мне теперь она — до лампочки! Подумаешь! Свет не в одном окошке.

— Во-во! Главное, духом не падать.

— Точно. Вот как пущусь в разгул…

Теперь они шли уже по бульвару.

Зной постепенно спадал. И с моря, ставшего из плоского, золотисто-пепельного глубоким и переливчато-синим, потянул ветер. Приплывшие с юга редкие облачка временами закрывали солнце, и тогда по бульвару из конца в конец ползла спасительная тень.

На аллеях стало людно.

Неожиданно Борис толкнул Тарана:

— Гляди, вон наш красавец сидит.

На одной из скамеек лениво развалился Жора Наседкин, закинув ногу на ногу и покуривая сигаретку. Он тоже заметил ребят и приветственно помахал им рукой.

В этот момент к нему подбежал запыхавшийся Червончик и шепотом сообщил:

— Пахнет колоссальной сделкой. Засекли двух с той посудины.

— Что толкают?

— «Рок». Штук двадцать. Цена вполне приемлемая. Нужна наличность.

— Будет. Где клиенты?

— Решили промочить горло. Идут в «Южный». Вот они, Червончик указал на двух матросов, валкой походочкой направлявшихся в сторону площади.

Один из них нес в руке небольшой ярко-желтый чемоданчик.

— Предупреди, что я буду там через десять минут, — распорядился Жора, — пусть ждут. Берем всю партию.

Червончик с сомнением покачал головой.

— Многовато. Трудно будет реализовать.

— Пхе! У нас на курсе есть интересующиеся. Душу заложат.

— Это другая песня. Вопросов больше нет.

Червончик мгновенно затерялся в толпе. А спустя несколько секунд Жора, потягиваясь, поднялся со своего места.

Ни Таран, ни Борис не заметили этого короткого разговора. Совсем другое привлекло в это время их внимание.

В противоположном от площади конце бульвара, где за массивной стеной начинались дачи санатория, дружинники задержали двух парней в пестрых шелковых рубашках навыпуск и светлых брюках-дудочках.

Один из них, высокий, светловолосый, с ослепительной белозубой улыбкой, держал сверток, перевязанный бечевкой, другой — толстый, с поросячьими, злыми глазами — объемистый портфель из свиной кожи.

Высокий улыбался широко и обезоруживающе добродушно, лишь в глубине его светлых холодных глаз чуть поблескивали временами враждебные льдинки.

— Да вам все почудилось, дорогие товарищи, — говорил он в тот момент, когда подошли Таран и Нискин. — Какой «бизнес»? С чего? Мы просто имеем серьезный разговор с моим другом. Встали в сторонку. Ну и что? Зачем делать шум? Вон сколько хороших граждан потревожили, — и обвел рукой собравшихся вокруг людей.