Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [124]

Симпатии Зингера к традиционному ультраортодоксальному иудаизму, его сарказм по отношению к современной западной цивилизации были настолько очевидны, а его доводы в пользу возвращения евреев к образу жизни и мировоззрению предков настолько убедительны, что критики в один голос пришли к мнению, что прототипом Иосифа Шапиро является сам автор.

В рецензиях, опубликованных в израильской прессе, прямо высказывалось мнение о том, что Башевис-Зингер, скорее всего, написал о самом себе, о своем собственном возвращении в лоно ортодоксального иудаизма. Подтверждение этой своей мысли они находили в совпадении многих событий в жизни Иосифа Шапиро с известными фактами биографии самого Башевиса-Зингера. Например, описание похода Шапиро к проститутке, во время которого он «вдруг почувствовал такое отвращение, что буквально не сумел сдержать рвоты», безусловно, было взято им из собственной жизни — он уже описал эту историю в рассказе «Друг Кафки», а чуть позже в повести «Молодой человек в поисках любви» признался, что это было не с Кафкой, а с ним самим. Иосиф Шапиро решает стать вегетарианцем, но к тому времени всем поклонникам таланта Башевиса-Зингера уже было известно, что он — убежденный вегетарианец, причем по тем же идейным соображениям, что и его герой, уверенный в том, что «пока люди не перестанут проливать кровь живых существ, мир на земле не настанет. Проливший сегодня кровь животного, завтра может пролить кровь человека».

Наконец, сама несовместимость внутренних моральных принципов, которые Шапиро считал единственно верными с его внешним образом жизни, так же была весьма характерна для самого Зингера:

«Я был лжецом, но ненавидел ложь и криводушие. Я был распутником, но питал отвращение к разврату…»

Однако Башевис-Зингер воспринял эти предположения критиков едва ли не как личное оскорбление. В беседе с сыном по поводу «Раскаявшегося» он с возмущением говорил о примитивности подобного взгляда. Безусловно, пояснял он, каждый писатель вкладывает в почти каждого своего героя и свой личный жизненный опыт, но отождествлять их друг с другом — значит не понимать, что такое литература. Он описал судьбу, мысли и чувства Иосифа Шапиро, и только Иосифа Шапиро, причем сам он отнюдь не разделяет образ мышления своего героя и избранный им путь.

«Шапиро в поисках выхода из той ситуации, в которой он оказался, предпочитает побег, побег в Меа-Шеарим, то есть как можно дальше от реальной жизни, — сказал Зингер в беседе с сыном летом 1989 года. — Именно так поступают многие мои герои. Яша Мазур бежит от себя в свое заточение; Яков из «Раба» и Герман из «Врагов» тоже выбирают побег как выход их ситуации. Но лично для меня такой путь неприемлем. Шапиро — это литературный образ, и не более того. Я лишь старался, чтобы образ этот получился как можно более правдивым».

Об этом же Башевис-Зингер писал в своем послесловии к третьему изданию «Раскаявшегося» на английском языке. Однако тот, кто внимательно прочтет это послесловие, найдет его довольно путанным: с одной стороны, Зингер пишет, что Иосиф Шапиро, возможно, и смирился с несправедливостью жизни, а он нет, а с другой… А с другой высказывает свою глубокую приверженность к вере в Бога и уверенность, что «между бунтом и молитвой нет непреодолимых противоречий».

Но вот в заключительных фразах этого послесловия Башевис-Зингер предельно четко определяет ту задачу, которую он ставил перед собой при написании этого произведения:

«Кризис, пережитый Иосифом Шапиро, его разочарование могут в определенной степени подтолкнуть к пересмотру взглядов как людей верующих, так и скептиков. Средства, которые он предлагает, конечно же, не помогут исцелить раны всех и каждого, но природа самой болезни будет, я надеюсь, выявлена».

Таким образом, для писателя крайне важно было в этой книге выявить «природу той болезни», которой заражена современная западная цивилизация, и потому он постоянно сравнивает не только два мировоззрения — светское и религиозное, но и два мира, порожденных этими мировоззрениями. И сравнение это оказывается отнюдь не в пользу первого.

Уже на первых страницах «Раскаявшегося», еще прежде чем герой подойдет к поворотным события своей жизни, он выносит суровый приговор всей массовой западной культуре ХХ столетия, несущей, по его мнению, основную ответственность за моральное разложение человечества:

«Люди, с которыми я общался, постоянно хвастались своими победами над женщинами. Ох уж эти победы! Одни проводили время с девушками по вызову, обычными шлюхами, которых мадам присылала к ним в мотели. У других были постоянные любовницы. Адюльтер в этом кругу считался высшей добродетелью, истинной сутью жизни. Литература была всего лишь учебником разврата. Театр постоянно показывал измены. Кино и телевидение не отставали. Все эти победы перестали быть победами с тех самых пор, как современные женщины в своем поведении уподобились современным мужчинам. Они читают те же книги, смотрят те же пьесы, а свободного времени у них даже больше, чем у мужчин…»

И в финале, объясняя, почему он так счастлив со своей новой женой, Шапиро говорит: