Последний аргумент закона - [23]

— Ты знаешь кто?

— Не знаю, и знать не желаю. Еще во время войны они наладили переброску наркотиков, теперь же многие из их афганских друзей промышляют наркотой. Смотри, Илларион, чтобы тебя не зацепили.

— Лучше ты смотри, все-таки меня они возле тебя видели.

— Это мои проблемы, которые я тоже привык решать сам.

— Я пойду, — сказал Забродов, протягивая ладонь.

— Что ж, дела.

— Счастливо продать машину.

— Лучше пожелай мне, чтобы ко мне такие типы, как тот, больше не подходили. Потому что один раз я выдержал, но, посмотрев на тебя, и самому захотелось справедливости.

— Каждому свое, — подмигнул Забродов. Милиционеры тем временем пытались понять, что же произошло в березовой роще. Ясно, что ни один из торговцев наркотиками помогать им в этом не хотел, Наркоторговцев уже распихали в машины, пакет лежал в ящичке милицейского автомобиля, а сержант все еще допытывался у задержанных, кто стрелял.

— Был один козел, — мрачно отвечал Ваня, — с пушкой и уехал.

Пистолет отыскался случайно. Лейтенант отбежал к березе помочиться и чуть не наступил на затерявшийся в траве пистолет. Теперь было что присоединить к пакету с белым порошком.

— Посмотрим, чьи на нем отпечатки пальцев окажутся, — мстительно пообещал лейтенант.

Глава 4

Забродов разминулся с милицейской машиной и ярко-зеленой «нивой» на шоссе. Даже если бы кто-нибудь из наркоторговцев узнал его в лицо, вряд ли стал бы кричать: «Остановите машину, вот он!».

— Счастливо добраться до тюрьмы, — пробормотал Илларион и постарался забыть о том, что случилось.

Он понимал, что по большому счету только сорвал злость на пешках. Хотя и они ради наживы готовы гробить людей. Добраться до тех, кто покровительствовал им, кто возил наркотики килограммами, Забродов не мог и не хотел, справедливо считая, что долг свой государству отдал сполна. Продажные же генералы найдутся всегда, они как зараза. Бороться с ними, конечно, можно, а искоренить нельзя.

«Молодец все-таки Феликс!» — Илларион прислушивался к звуку двигателя, к тому, как машина держит скорость.

Ни одна панель, ни одна деталька не отзывались вибрацией или дребезжанием, словно автомобиль был вырезан из цельного куска.

«Зря я на него сегодня наехал. Его теперешняя жизнь не позволяет действовать абсолютно свободно. Это я ни от кого не завишу, нет у меня ни семьи, ни детей, ни даже любимой работы. Есть только жизнь. Не совсем правильно рассуждаю, — усмехнулся Забродов, — теперь у меня есть и своя собака. Кличка Полковник может показаться кому-то обидной, но главное, пес на нее отзывается».

Забродов остался доволен машиной, убедившись, что лучшего мастера, чем Феликс, не отыскал бы ни за какие деньги. При всей своей независимости Илларион привязывался к старым вещам, с которыми в его жизни были связаны воспоминания, и «лэндровер» был одной из них.

— Теперь отдохнешь, — прошептал Забродов, поворачивая во двор и умудряясь при этом похлопать рукой по приборной панели — так, как хлопают верного коня.

«То-то пес обрадуется, с самого утра один сидит!» — подумал Илларион, распахивая дверцу.

Но не успел он даже поставить ногу на асфальт, как к нему подбежала соседка, которую он знал лишь в лицо. За руку женщину держала маленькая девочка. Для Забродова, не имевшего своих детей, все чужие были на одно лицо.

— Добрый вечер, — старательно и внятно проговорила трехлетняя девчушка, прежде чем ее мать успела обратиться к Забродову.

Чувствовалось, девочке с трудом далась эта фраза и она ужасно горда тем, что сумела выговорить сложные для себя буквы «р» и «ч».

— Извините, пожалуйста, — тараторила женщина, — я даже ваше имя и отчество забыла…

— Илларион меня зовут, — напомнил Забродов и краем глаза заметил большой чемодан и сумку, стоящие на крыльце подъезда.

— Тут такое дело… я никогда никого не прошу, всегда сама… — сбивчиво объясняла женщина.

— Я понимаю, что вы спешите на вокзал или в аэропорт, а такси не приехало, — улыбнулся Илларион.

— Да, — произнесла соседка и тут же замолчала.

— Садитесь. Сейчас заброшу ваши чемоданы. Вам куда?

— В Шереметьево. Я даже не знаю, мне так неудобно, это далеко, но другого выхода у меня нет. Я заплачу.

— Бросьте вы! С кем не случается.

Несмотря на то, что Забродов выехал из дому черт знает в какую рань, он ничем не дал понять соседке, что меньше всего ему хочется сейчас ехать в Шереметьево.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — шептала женщина, когда, наконец, поверила в то, что успеет к самолету.

— У вас счастливое лицо, — проговорил Забродов, — а счастье — из разряда чувств, которые невозможно подделать.

* * *

В двухкомнатной убого обставленной квартире в районе Ленинградского шоссе царило оживление, щедро замешанное на девичьем смехе. В квартире жили три девчонки. Профессия, при помощи которой они зарабатывали на хлеб насущный, была самой древней. За неимением другого все трое торговали своим телом.

Все три девчонки московской прописки не имели, жили в городе нелегально. Квартиру для них снял сутенер Яша Клещ. Шляться по улицам без документов на руках было делом рискованным, попадать в неприятные истории не хотелось.

Работа начиналась ближе к вечеру и продолжалась всю ночь до утра. Когда темнело Яша вывозил своих подопечных на шоссе.