Последний ангел - [38]

— Нормально. Пачку в день.

— Слушайте, дорогуша, бросьте вы это глупое занятие, пожалейте свое редкостное сердце, оно того стоит.

— А зачем?

— А вы сделайте мне такое удовольствие. «Зачем?» Без курения дольше проживете и вкуснее, знаю по собственному опыту. Когда я бросил, я помучался недельки три, а потом меня словно живой водой сбрызнули, такой интересной стала жизнь, так заинтересованно стало все восприниматься, будто обновили!

— Уж вы скажете!

— А вы попробуйте! Что, характера не хватает?

— Вижу, ну вижу же, что подначиваете, а я вот возьму и… соглашусь.

— Ну и молодчага! А я возьму и поверю. Однако вернемся к вашей жалобе, в чем она, обижаться вам вроде бы не на что.

— Есть на что, доктор. Меня тревожит моя психика. Стало со мной давненько уже твориться такое, что меня весьма беспокоит. — И Олег Петрович рассказал о своих видениях. Кузьма Кузьмич, выслушав, подумал, крутя в пальцах трубочки фонендоскопа, а Олег Петрович уловил: — «Невропатологу бы тебя показать, дружище, заработался, видно», но вслух сказал:

— Я не припоминаю, чтобы кто-то видел себя во сне женщиной, но допускаю. Один пациент говорил, что он во сне собакой побывал, так что это несущественно. И повторяемость снов случается. Академик Павлов утверждал, что видения сна представляют собой несколько искаженное отображение пережитого, и в таком ракурсе ваши сны не выходят из ряда вон. Фантастика последних лет перенасыщена космосом, из нее вы и надергали сны.

— Позвольте…

— Не спорьте. Даже имя Зор к вам пришло, если мне не изменяет память, из «Туманности Андромеды», читали?

— Конечно.

— Проверьте и убедитесь. А у Низы в том же произведении сердце делает одно сокращение за сто секунд. Вот вам на основе этого и привиделись персоны с замедленным темпом жизни. Убедительно?

— Пожалуй. Но у меня очень уж складно виделись. Знаете, мне и еще кое-что снилось, только уж не так связно, а отрывочно. Ведь бывает, что проснувшись, забудешь сон, а потом вдруг вспоминается что-то, выплывает из подсознания.

— Любопытно. А что именно выплывало?

— Это было не как в кино, а словно вложили в меня, что у Лии были напряженные споры с Зором о развитии Терры, о которой им Наблюдатель тоже сообщил немало. Зор предостерегал от вмешательства в судьбы Терры, ссылаясь на гибель Фаэтона, но Лия настояла на необходимости этого вмешательства.

— Очень странное противопоставление одного и того же. Как же это у них выглядело?

— Лия утверждала, что их предки допустили ошибку, снабдив население Фаэтона техническими знаниями, не позаботившись о их моральном уровне. Это несоответствие и привело к катастрофе.

— Резонно. И она убедила?

— Тут, наверное, решал не один Зор, но будто бы согласились сделать выборочный опыт. Лия записала на кристалле что-то, касающееся интеллекта ее и Фады — как именно, я не знаю — и добилась согласия на установку на Селене генератора этой записи с тем, чтобы выбросить на Терру прицельные маяки. Что из этого должно получиться, до меня не дошло, знаю только, что Лия бралась осуществить это сама, для чего ей выделили разведочную капсулу, на которой она и должна была все это сделать, пока астероид проделает свой путь вокруг Гелиоса. Когда я был Лией, этот генератор представлялся мне устройством довольно элементарным, но теперь я помню только, что он — импульсного действия.

— Он на Селене, до него не дотянешься, а каковы маяки, вы не запомнили?

— Тоже что-то не очень сложное. В понимании Лии, конечно, а у меня удержалось только, что они имеют некоторое отношение к Фаде, что их три и что действовать они должны не одновременно, а один за другим поочередно.

— На что хоть они похожи: на башню, на зверя?

— У меня не осталось никакого представления.

— А в трех экземплярах они уж не потому ли, что «бог троицу любит»?

— Тут есть основание: Зор опасался, как бы маяком не завладел недостойный абориген, который может в этом случае причинить много зла остальным, а я, то есть Лия, сказала, что по теории несовпадений третий маяк должен попасть в нужные руки.

— Позвольте, почему именно — третий?

— Или второй. В общем, для одного из трех они допускали возможность чего-то нейтрального.

Кузьма Кузьмич встал, уложил на место свои приборы и снова сел в кресло.

— У вас, дорогой мой, скопилось ужасно много информации, как она могла уместиться в отрывочных сновидениях?

— Сам удивляюсь, но это так. Возможно, тут проявилась какая-то сгущенная передача информации, как при сгорании Наблюдателя, о которой я говорил вам. У меня даже зацепились некоторые понятия, которым меня никогда не учили, которые, может быть, принадлежали Лии.

— Это еще что! Какие же?

— Ну, например, убеждение в том, что времени не существует.

— Вот как!

— Да, так. Мне это и сейчас представляется вполне возможным. Материя не мыслима без движения, а это значит, что ей присуща скорость как одно из ее основных качеств. С этой скоростью она и движется в пространстве, представляющем тоже несомненную реальность. А значит, понятие, которое у нас называется временем, является всего лишь математическим понятием, выражающим отношение пройденного пути к скорости. Вот и все. Как на ладони.