Последние Врата - [7]

В самом хвосте отряда скрэбов брели люди. Шестеро. Их окружал десяток сравнительно высоких, широкоплечих, могучего вида зеленошкурых солдат. Похоже, охранявшие людей скрэбы принадлежали к элитному подразделению, так как у каждого из них на груди болталась приметная бляха из золота, а на поясе меч. Когда кто-то из людей пытался свернуть с тропы, ближайший гвардеец ударом плети тут же пресекал попытку к бегству. Судя по всему, люди следовали за скрэбами на положении рабов или пленников. Двое из бедолаг были юношами, остальные — девушками. Девушки рыдали и беспрестанно размазывали слезы и пыль по лицу. Их непричесанные волосы сбились в космы, и пленницы выглядели настоящими кикиморами. Юноши не плакали. Один из них молчал, насупившись и стиснув зубы, другой громко постанывал и жаловался в пустоту:

— Где полиция? Это несправедливо — бить исподтишка вместо того, чтоб все по-доброму объяснить! Я протестую! Я буду жаловаться!

Пленники поравнялись с Бурунькисом и Капунькисом, и глюмы услышали разговор двух охранников:

— Эх, правится мне этот зануда. Только и делает, что всю дорогу ноет и не устанет ведь! Жаль, что не понимаю, о чем он говорит, но все равно смешно... Напрасно нам не позволили ввязаться в сражение, а оставили по другую сторону Врат — вот бы повеселились мы, глядя, как этот олух мечется трусливым зайцем между могилами.

— И не говори! Если бы гвардия ввязалась в тот бой, победа досталась бы нам, с, досадой ответил другой охранник. — Но приказ есть приказ.

Командиры знают, что делают, поддержал товарища третий гвардеец. — Вдруг кто-нибудь решил бы из Малого Мидгарда ударить нам в спину?

Бурунькис прошептал в ухо братцу:

— Эти скрэбы разговаривают, все равно что лают. Наверное, их папашей был Нидхегг, а мамашей — собака или волчица, — тут же сделал вывод Капунькис.

Первый скрэб со злостью клацнул клыками:

— Ударили б нам в спину или не ударили, этого знать никому не дано. А вот то, что битву мы проиграли, это факт. — Лоб и левую щеку говорившего пересекали рубцы старых ран. Еще десяток шрамов можно ныло разглядеть на руках и плечах карлика. Похоже, скрэб был опытным воякой и знал, что говорил.

— Да как было не проиграть, Лонг! Черный Человек из Хелле нарушил свое слово, пропустил-таки к недомеркам подмогу из Малого Мидгарда. Сотни гномов! С гномами шутки плохи...

— Я не отступил бы и перед гномами, — ответил Лонг, гвардеец со шрамом. — А этому Черному Человеку я не верю. По его милости мы не только проиграли битву, но несколько дней назад потеряли две сотни наших лучших солдат. Да что солдаты, пропал сам родовой...

— Не ропщи! — укоризненно оборвал Лонга гвардеец, сетовавший на гномов. — Жрецы закляли нас словом Нидхегга подчиняться Черному Человеку...

Гвардеец Лонг сделал презрительное лицо и буркнул:

— Я готов умереть ради Нидхегга, но Черный Человек — не дракон. Он многое обещает, но большинство из этого — ложь... Эх, столько сил угрохали, а добыча — всего шестеро людишек. Жаль, что не удалось захватить бестию или вурдалака...

Он сплюнул, покосился на юношу и сказал:

— Что-то мой олух затих, надо взбодрить.

Скрэб подошел к пленнику и, несильно размахнувшись, хватил его дубиной по ягодицам. Юноша вскрикнул, непонимающе закрутил головой и громко запричитал:

— Чем я заслужил такую муку? О господи! Кто-нибудь, умоляю, объясните, что я должен делать?! Я вас не вижу, вы молчите, как же я могу выполнять то, не знаю что?

Скрэбы-охранники рассмеялись.

— Они или слепые, — прошептал Капунькис, — или...

— Или их притащили из Большого Мидгарда, — закончил Бурунькис мысль братца. — По-моему, они скрэбов не слышат и не видят.

— Похоже на то... Что он говорит? — спросил братца Капунькис.

— Разве поймешь? Говорит-то он на языке Большого Мидгарда, а у меня не было времени этот язык хорошо выучить. Жаль, что он не знает «эхт»!

— Ну вот, из-за твоей лени мы не узнаем важных сведений, — осуждающе заметил Капунькис.

Хвост колонны втянулся наконец на поляну. Гвардейцы пинками усадили пленников на землю, сами расселись вокруг них.

— Пошли ближе, — предложил Бурунькис. — Отсюда ничего не слышно.

Крадучись через кусты, братья подползли к поваленному дереву и залегли и пяти метрах от гвардейцев охраны.

— Это все ты виноват, сказал один пленный юноша другому зря нее задушили тебя призраки. Может, тогда все вышло бы иначе.

— Так кто же знал, что так выйдет? — огрызнулся пленник, которого охранник - скрэб огрел дубиной. — А тебя, Вальтер я силой не тащил — кто, как не ты, предложил посмеяться над Генрихом?

— Я предложил, а ты, Клаус, потащил! Не чувствуешь разницу? Ну ничего, как только увидим кого-нибудь  и сможем о ним объясниться, я тут же доложу, что это ты всех ловушку затянул. И повесят тебя, Клаус, как предателя, на суку.

— Не смей называть меня предателем! — взъелся Клаус Вайсберг. — Еще неизвестно, кого первым вздернут на суку: тебя или меня.

— Перестаньте! — вскрикнула одна из девочек. — Мы сейчас должны держаться все вместе, а вы вот-вот перегрызете друг другу горло. Какая разница, кто был виноват? Это уже в прошлом. Надо думать о том, что ждет нас дальше, как спастись.