Последние воплощения - [9]

А дальше были кровь и смерть. Ведомые полукровками, дикари накатывались волна за волной, не в силах сокрушить бессмертных воинов. Магия не действовала на них, сильнейшие бойцы отлетали как котята, хитрые и быстрые пигмеи не могли сравняться в скорости с избранными. И даже когда бесчисленные копья и клинки умудрялись нанести рану, кровь не текла из мёртвых тел, и боль не отвлекала безумных демонов.

Левый довольно быстро вышел из боя. Гигант-полукровка повис на чудовищной палице и умудрился вырвать её из неумелой хватки. Сопляк ещё несколько минут сопротивлялся, голыми руками разрывая тела и раскалывая черепа, выхватывая хрупкое примитивное оружие у врагов и ломая его о второго — третьего врага. Воалус и старик были заняты своим делом, и увидели только, как неудачника утаскивают псы войны по частям, третью отряда заплатившие за эту возможность. Изрубленное, изувеченное тело, тем не менее, что-то вопило и трепыхалось.

Старик держался гораздо лучше. Топор вихрем кружился вокруг него, далеко разбрасывая во все стороны части нападающих, сплошным потоком рвущихся прямо на смертоносное оружие избранных. Солнце уже стояло в зените, когда сзади сумел подобраться низкорослый полукровка и трофейным мечом нанести роковой удар. Вторая рука старика отлетела далеко в сторону, так и не отпустив кремневый топор. Безрукий почти дошёл до города, пробивая себе дорогу пинками, пока и ноги не были изрублены врагами.

Ради этого тела дикари даже не стали связываться с псами войны, позволив уволочь второй неупокоенный обрубок за ворота. Вокруг Воалуса сомкнулось сплошное море ненависти. Ему приходилось двигаться, чтобы не увязнуть в изрубленных телах. Он применял всё своё умение — и лишь несколько царапин появились на нём, и каждая была оплачена смертью нанёсшего её храбреца. Ярость всё нарастала, пока не затмила глаза кровавой пеленой, и Неназываемый смеялся от восторга в своём мрачном святилище.

Первым вновь осознанным впечатлением было огромное, кроваво-красное солнце, почти касающееся моря. Под ногами было несколько изуродованных трупов, измочаленных до неузнаваемости. День закончился, а бой отгремел ещё раньше.

Воалус даже не пытался вспоминать, что с ним происходило после того, как ярость Неназываемого затмила в его глазах весь мир. Он мог видеть только последствия. Армии под городом уже не было, очевидно, большинство полукровок погибло в схватке с избранными, а оставшиеся не сумели удержать разрозненные племена. Трупы в беспорядке были разбросаны вокруг города, но самая чудовищная свалка была у главных ворот. Там, где начали свою работу избранные, и где псам войны пришлось выдержать последний штурм после того, как оставшийся забыл про разум.

Воин медленно побрёл к городу, стараясь не смотреть по сторонам. Священный меч он нашёл примерно на полпути к городу. Очевидно, оружие мешало ему после того, как враги побежали. Здесь было и несколько трупов атлантов, очевидно, самые храбрые пытались привести его в чувство и направить к воротам, где последние сохранившие разум дикари ломали ворота.

Ярость и напор полуживотных внушали невольное уважение. Ворота представляли собой жалкое зрелище, изрубленные и разбитые заклинаниями, обрушившиеся под тяжестью безумцев, утративших страх перед смертью. Стены домов тоже несли на себе многочисленные следы яростного боя, мостовые были все в бурых потёках, но от трупов уже успели избавиться.

Город устоял, заплатив немалую цену за спасение. Хмурые горожане и немногочисленные рабы возились с новыми створками ворот, хотя вряд ли в ближайшее время найдутся безумцы, решившие вновь испытать крепость белых стен.

Воалус медленно шёл по замусоренным улицам, и ему казалось, что город пал перед мощью штурмующих. Нигде не было видно пьяных солдат, пьющих в честь победы и в память о павших сослуживцах. Не плясали уличные танцовщицы, завлекая мужчин томными взглядами в тенета любви. Не было слышно ни музыки, ни стихов, и даже уличные торговцы не торопились расхваливать свой товар, как будто устыдившись своей каждодневной лжи.

А за завоевателя вполне сошёл бы избранный, неспешно шагающий к храму Неназываемого. Сотни и тысячи взглядов неотступно сопровождали его. Каждый встречный склонялся перед ним до земли и спешно уходил в ближайшую подворотню, чтобы присоединиться к безмолвным наблюдателям. Он был сегодня победителем, спасителем и тенью одного из великих покровителей города, но к нему не спешили с лестью и дарами, и не было во взглядах любви и восхищения.

Родной город в который раз предал его.

Прохожие, среди которых было немало знакомых или друзей, не торопились признать Воалуса и пригласить его на выпивку или сыграть в кости. Точно так же, как и сам он, эти люди считали мгновения оставшиеся до заката, когда жуткий труп утратит подобие жизни, влитое в него богом войны. Только немногие уцелевшие псы войны следовали за своим вожаком, такие же безжалостные и кровожадные — но живые.

Жить! Смаковать каждый глоток воздуха и каждое биение сердца! Любить и ненавидеть, сражаться и пьянствовать, просыпаться каждый день с больной головой в постели с очередной незнакомой женщиной. Болеть и страдать, испытывать жажду и холод, просто существовать!