Последние узы смерти - [9]

Каден покивал, начиная понимать.

Копье Интарры было древним сооружением. Ни люди, ни даже летописи кшештрим не запомнили его создания. Архитекторы Рассветного дворца окружили его крепостью, не ведая ни кто, ни как, ни зачем выстроил эту башню. Кадену смутно вспомнилось, как в детстве его сестра читала том за томом в поисках разгадки тайны и в каждой книге находила свою версию, свои доводы и даже подобие доказательств.

«Иногда, – сказал ей наконец Санлитун, – приходится смириться с тем, что наше знание ограниченно, Адер. Возможно, истории Копья нам никогда не узнать».

Сам-то он, конечно, знал.

– Я открыл тайну твоему отцу о назначении Копья, – поделился с Каденом Киль много месяцев назад после возвращения в Рассветный дворец, – и открою теперь тебе.

Они вдвоем – первый оратор новорожденной Аннурской Республики и бессмертный историк-кшештрим – сидели, поджав ноги, под кровоточащей ивой у пруда в саду Вдовца. Ветер рябил зеленовато-коричневую воду, на мелких волнах играли блики. По ним перебегали тени от свисающих ивовых ветвей. Каден ждал.

– Башня – ее вершина – это алтарь, святое место, где наш мир соприкасается с миром богов.

Каден тогда покачал головой:

– Я много раз стоял на вершине башни. И ничего не видел, кроме неба и облаков.

Киль указал ему на бегущую по поверхности воды узкотелую букашку. Гладь проминалась под ее легким весом. Насекомое, перебирая длинными ресничками ног, скользило из тени в свет и шмыгало обратно.

– Для этой бегуньи, – сказал кшештрим, – вода непроницаема. Она никогда не пробьет поверхности. Никогда не узнает истины.

– Истины?

– Что существует иной мир: темный, огромный, непостижимый – прямо под кожурой знакомого ей мира. Ее разум не создан для осознания этой истины. «Глубина» для нее ничего не значит. «Влага» – пустой звук. Глядя на воду, она видит отраженные в ней деревья, солнце, небо. Ей неведома тяжесть воды, неведомо, как она теснит уходящего в глубину.

Букашка скользнула по отражению Копья Интарры.

– Отражение башни не есть башня, – сказал Киль и отвернулся от пруда и невесомой бегуньи.

Каден проследил за его взглядом. Они долго всматривались в блистающую тайну в сердце Рассветного дворца.

– Так и эта башня, – изрек наконец Киль, указывая на просвеченную солнцем пику, разделившую небо, – только отражение.

Каден покачал головой:

– Что она отражает?

– Мир под нашим миром. Или над ним. Или рядом с ним. Наш язык не в силах выразить эту истину. Он – орудие, как молот или топор, и пригоден не для всякой работы.

Каден вновь повернулся к пруду. Водомерка скрылась.

– То есть сквозь эту башню боги могут проникнуть под поверхность?

Киль кивнул:

– Ведя великую войну с вашим родом, мы узнали об этом слишком поздно. Двое наших воинов случайно увидели обряд, но к тому времени, как добрались до вершины, боги уже ушли. Остались лишь человеческие оболочки.

– Люди – сосуды для младших богов, – подумав, заключил Каден.

Киль снова кивнул.

– Как это возможно? – спросил Каден.

– Обвиате. То, чего требовала Сьена, когда Тристе приставила нож к своей груди.

– Как оно проводится? – хмуро спросил Каден.

– Этого мой народ не сумел выяснить, – отвечал историк. – Мы знаем, что башня – это врата, но ключи от них, как видно, есть только у богов.

«Врата для богов», – угрюмо размышлял Каден, взбираясь по лестнице вслед за Маут Амутом и чувствуя, как обжигает легкие хриплое дыхание.

Ничто не указывало на то, что вломившиеся в Копье неизвестные знали эту истину. Ничто не указывало на то, что не знали.

Он старательно увел мысли с этой дороги и как наяву услышал спокойный тихий голос старого настоятеля Шьял Нина: «Думай о текущем деле, Каден. Чем больше стараешься увидеть, тем меньше заметишь».

– Они могли представиться рабами или священниками, – докладывал между тем Амут, – иностранными дипломатами… Да кем угодно.

Звучало разумно. Большая часть Копья была полой – несокрушимой блестящей скорлупой, – но первые императоры Аннура застроили нижнюю ее секцию тридцатью деревянными площадками (тридцать этажей там, где могло уместиться вдесятеро больше) и только потом сдались, оставив пространство выше гулкой пустоте. Нижние из этих людских построек были отданы будничным нуждам – там располагались кабинеты министров, приемные, большая круглая обеденная зала с видом на весь дворец. Целых три этажа отвели под покои приезжей знати. Возвратившись домой, путешественники хвалились, что ночевали в величайшем строении мира – в башне, воздвигнутой не иначе как самими богами. И еще, конечно, здесь располагались служебные помещения для поваров, рабов и слуг, трудившихся в Копье.

Амут скорее недооценивал, нежели преувеличивал: в Копье и из Копья шло непрестанное движение, и эдолийцы никакими силами не могли бы проверять каждого на каждом этаже. Впрочем, нападавшие не толклись на кухнях. Они сумели добраться до тридцатого этажа, считавшегося надежно защищенным.

– Что произошло в моем кабинете? – спросил Каден.

– Они сняли троих моих часовых, – вымученно признался Амут.

– Убили? – вскинулся Каден.

Амут коротко мотнул головой:

– Обездвижили. Все лишились чувств, но в остальном невредимы.