Последние сумерки - [4]

Старуха робко протянула вперед костлявую руку, обтянутую сухой и тонкой, как бумага, кожей, прикоснулась костлявыми дрожащими пальцами к голове Юлии.

– Думали, отмолим тебя, выходим, а вот…

– Что? – упавшим, глухим голосом, как будто уже зная или предчувствуя ответ, спросила девушка.

– Вот что…

Игуменья, решившись, еще раз погладила Юлию по макушке, убрала руку и уже другим, не строгим, но твердым, не предполагающим возражений тоном сказала:

– Отец Тихон все же не зря приезжал. Он и выяснил, – она передернулась еле уловимо, вспомнив сегодняшний вечер. – Не бесы тобой владеют, дочь моя.

– А… кто? – почти прошептала несчастная Юлия.

– Демон, – вымолвила игуменья, широко крестясь и крестя Юлию.

– …

– Но ты молись. Молись и не бойся… Значит, такое испытание тебе было уготовано, каждому свой крест. И вот же! Отец Тихон знает, как тебе помочь! Он говорит, в Лавре есть отец Серафим, который…

Но ее торопливые объяснения уже были ни к чему. Потому что, услышав первое, то самое, страшное слово, послушница сперва застыла на миг, как каменное изваяние, а потом глухо, протяжно застонала:

– Марк… М-мм… Ох, Марк, Марк… Ты выполняешь свое обещание… Неужели ты и вправду никогда не оставишь меня?!

И уронила лицо в ладони.

Из-под сползшего назад платка показалась серебристая седая прядь.

Глава 2. Отступник

«…и будет он творить великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю пред людьми»

В тишине июльского полудня, когда все затихает и прячется от зноя, избегая лишних движений, в лесу отчетливо слышен каждый звук.

Особенно теперь, когда птицы и те не галдят, не щебечут, не заливаются звонкими переливами – будто и не было их здесь никогда. А потому легкое, как дуновение ветерка, плавное шуршание в сухой траве не укрылось от внимания Рьяна.

– Ах, ты ж…!!

В мгновение ока вскочив на ноги, он со звериной грацией и стремительностью бросился на куст крыжовника. И принялся что есть силы рубить изогнутым и острым, как бритва, ножом землю вокруг куста.

– Расплодились, мать их! Эх-х…

Вырвав пучок травы, он тщательно вытер от крови ритуальный нож. И поспешил вернуться на место – в тень, что отбрасывала на прокаленную землю стена бани.

Здесь была сложена поленница, и здесь в это время суток появлялся небольшой кусочек тени. Этим и пользовались Гром со Ставром, Рьян и немногие другие, оставшиеся в поселении мужчины, чтобы хоть немного побыть на воздухе. Если эту тягучую смолистую гарь, продолжающую сгущаться вокруг, вообще можно назвать воздухом.

– Что? Опять медянка? – лениво поинтересовался Гром.

– Если бы…

– Неужто гадюка?!

– Еще какая! Жирная, сволочь… Не веришь? Поди, сам посмотри.

Любопытство победило лень, рожденную зноем, и Гром поднялся с широкого бревна, на котором сидел, привалившись спиной к стене бани. Подойдя к кусту, он тихо присвистнул. Среди обломанных веток крыжовника на траве лежала разрубленная на несколько кусков крупная черная змея.

– Н-да, она самая, родимая. Я таких здоровых никогда и не видел!

– Да я тут на гнездо нарвался, когда за калитку выходил, – похвалился Ставр.

– А я, думаешь, на гнезда не нарывался, что ли? – обиделся Гром.

– Их тут полно кругом, это точно…

– Скоро у нас на дворе себе змеиную свадьбу устроят! – сплюнул Рьян. – Если так дальше пойдет…

Они втроем вернулись обратно в тень и уселись на бревно в расслабленных позах. Но уши их продолжали улавливать малейшие звуки. А мысли отчаянно пытались нащупать нить, за которую можно было бы зацепиться, чтобы понять, что будет дальше. В последнее время, а точнее, с тех самых пор, как на реке-Смородине в Кащеев день Медведь потерпел неудачу, у лютичей все пошло наперекосяк.

– Ух-х… жарко-то как, а?

Ставр в который раз утер рукавом широкой рубахи лицо и шею. Гром машинально повторил его жест. Рьян же сидел неподвижно, словно экономил силы, не желая тратить их на лишние движения. Он, казалось, не замечал мелких капель пота, струящихся по его вискам и исчезающих в поросли темной бороды под подбородком.

– А как им не ползти-то? Все твари из леса бегут. Они не люди, их не обманешь, – глубокомысленно изрек Ставр.

– Вот-вот, – поддакнул Гром. – Это нам только Медведь говорит, что все, мол, хорошо будет. А сам вон из дома не выходит, все ворожит. И ничего ему, что половина народа разбежалось кто куда.

– Не половина, – поправил Ставр. – Больше.

– Эх-х…

Они еще помолчали, лениво отгоняя от себя назойливо жужжащих пчел и мошек. Насекомые целыми роями летели к потным, липким телам. Да и куда им было больше лететь? Ни ягод, ни цветов в этом году не уродилось – все сгорело без дождей под палящим солнцем.

– Говорят, пожары скоро до нас дойдут… дым-то вон уже, близко, и все заволокло, как туманом, – сообщил Гром.

– Кто говорит?

– А по телевизору, да и вообще, народ. Вот, когда колодец-то пересох и Медведь меня на станцию за водой послал, так люди и говорили…

– А Медведь не смотрит телевизор, – усмехнулся Ставр. – У него свои новости.

– Ага, – ухмыльнулся Гром. – Он в колдовскую воду смотрит, глазами Велемира, вот уже месяц целый.

– Рьян! Ты-то что все молчишь, как воды в рот набрал?

– И правда, сказал бы хоть слово, что ли? А то как не человек вовсе!