Последние публикации - [6]
Почти в это же время узнаю, что группа тель-авивских «миротворцев» приехала в Сдерот с претензией к жителям города, желающих оставаться жителями города, а именно поэтому началась война. Какие чувства могли вызвать у меня эти «миротворцы»? Тем более на фоне эмоций деда воюющего внука? А тут ещё в Тель-Авиве демонстрация защитников несчастных арабов Газы от израильских агрессоров. Думаю, что на моём лице не было врачебного благодушия, когда я смотрел на экран телевизора, когда с ненавистью, да, с ненавистью, разглядывал женские лица с несмываемой печатью сексуальной неудовлетворённости и ущербные физиономии молодых мужчин, пытающихся скрыть сою патологическую трусость под покровом ПОЦефизма. Их относительно немного, но они всё же есть. Как меланома на здоровой коже.
Дорогой Евгений! С военной поры у меня твёрдая потребность в точных формулировках. Поэтому нет у меня правых и левых. У меня есть правые, то есть, рассуждающие правильно, и неправые, т. е. рассуждающие ошибочно. Среди них могут быть благородные личности, ошибающиеся в связи с недостатком информации, или с полученной ошибочной информацией. Среди них могут быть замечательные люди, неспособные стряхнуть с себя полученное воспитание или мнение окружающей среды. Остановлюсь на этом перечне порядочных неправых, который можно было бы продолжить. Но есть неправые, отлично осведомлённые в своей неправоте. Это категория от подонков до не имеющего названия отребья.
Вы установили правило: можно обсуждать тексты; нельзя обсуждать авторов текстов. Вероятно, Вы правы. Но представьте себе, что у Вас в Гостевой появился известный ненавистник Израиля Изя. Вы ведь не закроете ему доступ. И читатели желающие слушать именно таких Изь резонно заметят: но ведь это опубликовано у самого Берковича. Так может быть следует объяснить такому читателю, кто такой этот самый Изя?
Чтобы быть более приемлемым Вами, чтобы дать Вам возможность свободно распорядиться моим открытым письмом, я накинул на поддонка Сэма мантию еврейского прощения, показав, что свои отвратные качества он вынес из несчастного детства. Трусливый хлюпик, он подвергался издевательствам своих одноклассников. Чтобы хоть как-то компенсировать свою неполноценность, был ябедой. За это дополнительно страдал физически. Комплекс неполноценности рос вместе с ним в отрочестве, юности. Малообразованный и недостаточно грамотный… У меня нет достаточно данных, чтобы описать его советские годы перед эмиграцией. Развалилась среда его проживания. Ему хотелось бы стать Сэмом, то есть, дядей Сэмом. Не получилось. Но в Израиле у называемых им левых есть потребность даже в таких Сэмах. Как говорится, на безбабье и кулак шансонетка. Посмотрите на его лживые писания. Какой стиль! Как до тошноты он старается писать красиво! Как сюсюкает! И как всё это выдаёт его низкопоклонство, так угодное, так приемлемое в среде, к которой он пристроился. Патологический лгун, он, отлично зная, что лжёт, пишет, например, что в Израиле равное количество левых и правых. У меня очень обширный круг общения. Не три человека, достаточных для статистики раввина, не восемь человек, достаточных для начальной научной статистики, - многие сотни.
Не для статистики. Позвонил внук: - Мои подчинённые и я уже забыли вкус от армейской пищи. Тысячи израильтян одаряют нас различными подарками, закармливают нас вкуснейшей пищей и деликатесами. И ведь отказаться неудобно. Обижаются. Везут со всех концов Израиля - от Метулы до Эйлата.
Сэм, конечно, хоть и мелкая, но всё же находка для антиизраильтян. Правы приславшие мне его цитаты. Но куда серьёзнее Сильвия. Не могу начать описывать её с детства. Не знаю, было ли у неё в молодости нечто пригодное для продажи. Сейчас, скажем, в зрелые годы есть. Она умеет писать. Она лжёт не так неумело, как Сэм. Она обвиняет правых в том, что они не представляют себе будущего. Что, мол, будет, если войска останутся в Газе. Она отлично знает, что за все годы пребывания израильтян в Газе потери там были значительно меньше, чем сейчас в течение нескольких дней. Мне кажется, что до журналистики у Сильвии была другая профессия. Мне даже кажется, что в той профессии надо было логически мыслить. Можно было проследить причинно-следственную связь между действием Шимона Переса с Бейлином и прочими пуделями, импортировавшими из Туниса околевающего там Арафата, и тысячами погибших израильтян. Надо ли перечислять всю последующую цепь преступлений её единомышленников?
Дорогой Евгений! Вероятно, мне всё же следует попросить прощение у приславших мне письма с упрёками. Но ради Вас я сдерживал поток эмоций, реагируя на причиняющих вред своей стране, которой три поколения Дегенов стараются быть максимально полезными.
Будьте здоровы и счастливы!
Ваш
Ион.
А теперь, господин либерал ватиканский (!!!), ответьте, пожалуйста, на вопрос: есть ли у меня право называть предателями тех, кто предаёт делаемое моим любимым внуком ценой собственной жизни?"
2014-09-02
http://berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer8/Degen1.php
Забытый день
Это же надо! Забыть, какой сегодня день! Нет, какой день недели, я не забыл. Не забыл даже, что сегодня ровно неделя моей работы в больнице, чтобы убедить всех, кого надо убедить в том, что мой врачебный диплом не куплен, а получен на законных основаниях, и эти законные основания позволяют мне получить диплом израильского специалиста. Диплом израильского врача я уже получил. Специалист, мумхе. Это не просто определение профессии. Это звание, положение на врачебной лестнице, как, например, в Советском Союзе ортопед высшей категории, кандидат или доктор медицинских наук.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ион Деген — стрелок, разведчик, танкист, командир взвода и роты, один из первой полусотни советских танковых асов Отечественной войны, уничтожил 16 немецких танков и самоходок (в их числе 8 «пантер», «тигр», «фердинанд»), десятки орудий и автомашин. Четырежды покидал свои подбитые в бою танки, трижды ранен, горел, дважды представлялся к званию Героя Советского Союза. После войны — доктор медицинских наук, профессор; с 1977 года живет в Израиле.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя Иммануила Великовского, можно сказать с уверенностью, практически неизвестно рядовому российскому читателю; не найти его и в наших энциклопедиях недавних времен. Этот замечательный человек, врач по образованию и ученый по призванию, четыре десятилетия своей жизни посвятил науке — астрономии, геологии, палеонтологии, истории, психоанализу. Результатом его многолетней напряженной работы стала серия научных трудов по древней истории — «Миры в столкновениях», «Века в хаосе», «Рамзес II и его время», «Народы моря» и др.
Ион Деген — стрелок, разведчик, танкист, командир взвода и роты, один из первой полусотни советских танковых асов Отечественной войны. После войны — доктор медицинских наук, профессор. С 1977 года живет в Израиле.
x x x Медик знает о человеке все самое худшее и самое лучшее. Когда человек болен и испуган, он сбрасывает маску, которую привык носить здоровый. И врач видит людей такими, какие они есть на самом деле -эгоистичными, жестокими, жадными,малодушными, но в то же время – храбрыми, самоотверженными, добрыми и благородными. И, преклоняясь перед их достоинствами, он прощает их недостатки.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.