Последние флибустьеры - [68]

— Вы сделали свой гасконский выговор, а теперь кончайте. Ваша честь спасена.

— Да кто вам сказал, что я гасконец? — закричал дон Баррехо.

— Полагаю, что это был сам маркиз де Монтелимар. Хватит ругаться. Следуйте за нами.

— Одну минуту, сержант. Вы упомянули про маркиза де Монтелимара, не так ли?

— И что?

— Где находится этот сеньор?

— В нескольких шагах от нас.

Дон Баррехо прикусил до крови губу, его бил озноб. Этот кабальеро, который не отразил бы и трех ударов его драгинассы, внушал гасконцу настоящий страх.

«Полная катастрофа, — подумал он. — Попробуем половчее выбраться из этой ямы».

Старый сержант, не сводивший с пленника глаз, взял его за руку и грубо сказал:

— Идем. Мы и так много болтали.

В стене зелени был небольшой проход, что-то вроде галереи, проделанной, вероятно, ударами шпаги. Солдаты вошли туда и через полсотни шагов оказались на маленькой полянке, окруженной высокими деревьями, почти полностью задерживавшими солнечный свет.

Двое солдат хлопотали над большим горшком, прилаженным к суку дерева, и время от времени раздували огонь.

Но на полянке был еще один человек, который сейчас сидел на стволе дерева и внимательно изучал географическую карту. Это был маркиз де Монтелимар. Увидев подходящих солдат, он оторвался от карты, и довольная улыбка появилась на его губах.

— Кажется, можно вас поздравить с хорошей добычей, — сказал он. — Я уже не раз встречал этого человека. Он должен принадлежать к той троице, которую мы уже несколько дней преследуем.

Дон Баррехо отвесил глубокий поклон и сказал:

— Полагаю, вы ошибаетесь, потому что в таверне «Эль Моро», которую я содержу в Панаме уже шесть лет, кабальеро не появляются, хотя мой винный погреб ничуть не хуже прочих.

— Так ты трактирщик!.. — воскликнул маркиз.

— Всегда к услугам вашего превосходительства.

— Таверна «Эль Моро»!.. Тю-тю-тю! Слышал я об ее знаменитом погребе, — с иронией произнес маркиз. — Именно там исчез один из моих секретарей. Больше от него нет никаких известий.

Эти слова вызвали у дона Баррехо взрыв возмущения:

— Сеньор мой, я известен как честный трактирщик и никогда не убивал людей, приходивших ко мне выпить.

— Прошу вас называть меня «ваше превосходительство».

— А вы в таком случае обращайтесь ко мне «дон», потому что если в ваших венах течет голубая кровь, то и в моих ее цвет не меняется.

— Красная?

— Голубая, с долей дворянской крови Рибераков, бывших одно время сеньорами де Люсак.

— И вы стали трактирщиком?

— Точно, стал.

— Чтобы связаться с канальями, которые блуждают вдоль побережий Тихого и Атлантического океанов. Знатное дворянство!

— Tonnerre!.. — взревел дон Баррехо. — Я — гасконец, а гасконцы никогда не были богачами.

Старый сержант, присутствовавший при допросе, утвердительно качнул головой.

— Не злитесь, — сказал маркиз со своим обычным ироническим спокойствием. — В ваших венах и вправду течет французская кровь, но и в моих тоже, потому что Монтелимар — известное имя в анналах великой нации.

— И вы пошли на службу к испанцам, извечным врагам французов? Ваше превосходительство, я уважал вас, но теперь — нет. От родины не отрекаются.

Маркиз побледнел и в приступе гнева потряс кулаком. Но буря была недолгой: всего на несколько секунд. Почти сразу же к маркизу вернулось самообладание и спокойствие; с презрением глядя на гасконца, он сказал:

— Какое вам дело до того, кем я был: французом, голландцем или англичанином? Теперь я — испанец и служу моей новой родине, дорогой мой дон…

— Баррехо де Люсак, — с готовностью подсказал гасконец.

— Принесите этому господину седло, — приказал маркиз, взглянув на солнце, проглянувшее сквозь просвет в листве. — Осталось еще часа два светлого времени, и кто знает, не отыщут ли солдаты из моего арьергарда двух дружков этого господина, потому как вас ведь было трое, сеньор дон… де Люсак.

— Где?

— Вы поднимались в гору, и мы вас видели.

— Да, когда-то у испанцев были зоркие глаза, поэтому они и открыли Америку, но теперь они ничего не видят. Видно, экваториальное солнце вредно для зрения.

— Вы обнаруживаете присутствие юмора, как мне кажется, сеньор гасконец.

— Зовите меня соотечественником, это будет легче.

— Нет, — крайне резко ответил маркиз, — Монтелимары уже несколько столетий назад вышли из повиновения французской короне.

Солдат принес барабан и знаком указал на него дону Баррехо. Гасконец, которого не покидало хорошее настроение, проверил костяшками пальцев крепость ослиной кожи, потом спокойно уселся, расставив худые ноги и глядя прямо в глаза маркизу.

— Ваше превосходительство, — сказал он, — мое сидение удобнее вашего, и я, чтобы доставить вам удовольствие, готов уступить его вам.

— Мои предки судили своих вассалов, сидя на стволах деревьев, — ответил сеньор де Монтелимар.

— А мои — на верхушке скалы, высившейся на берегу Бискайского залива. Странные нравы были у наших предков. Я бы, например, предпочел удобное кресло с мягкими подлокотниками.

— Вы закончили?

— А в чем дело?

— Закончили болтать глупости?

— Когда ваше превосходительство заговорили о своих предках, я вспомнил моих, — ответил дон Баррехо. — Я ведь тоже дворянин, да и язык у меня есть.