Последние дни Российской империи. Том 1 - [4]
Пять дней спустя после свадьбы в Озерове остались: отец Алексей, тесть Мураховского с женой, сестра Наталия с мужем и дочерью из Питера и председатель Союза Отечественников Карсавин с женой и тремя детьми: двумя взрослыми дочерьми и сыном-гимназистом. Остальные гости, кто раньше, а кто позже, разъехались по домам. Молодая пара Фадеевых оставалась в Озерове ещё три дня после свадьбы. Они, упоенные новшеством брачной жизни, по целым дням ходили по всему Озерову, в его самые дальние закоулки, где когда-то, многие годы тому назад, появились сначала ростки их детской привязанности, затем первые лепестки юношеской влюблённости и, наконец, расцвели цветы их взрослой любви. Они провели эти три дня в доме Лешневых на берегу нижнего озера. Их за эти три дня в Озерове почти никто не видел. В усадьбе они появились перед самым отъездом в Крым и, провожаемые молодыми Карсавиными, отбыли на Станцию Озерки. Жизнь в Озерове потекла дальше по своему обычному руслу в труде по имению или в дачной беззаботности тех людей, которые нашли тут отдых.
— Сергей Николаевич, мы можем послушать вас теперь с вниманием и без помехи. Вы не можете себе представить, в каком неведении о настоящем положении вещей живёт русская провинция с тех пор, как началась война. В газетах ничего настоящего об этом нет, да им теперь никто больше и не верит. Если этим слухам поверить, то можно просто сойти с ума, особенно тому, который не предполагает их предвзятости и злонамеренности, — сказал Мураховский, приглашая своих гостей движением руки к креслам в большом зале усадьбы. Тут царил полумрак и было прохладно.
— Эта неосведомлённость о настоящем положении на фронте и особенно в Петрограде царит не только в провинции. Такая же самая неопределённость царит и в Москве, а слухи да критика там похуже. В Москве среди интеллигентов эти слухи часто принимаются за чистую монету, и редко кто воздерживается от критики, — сказал Карсавин, садясь в кресло рядом с отцом Алексеем.
— Эти слухи, господа, к сожалению, имеют свои основания, — тихо вмешался Рамсин в разговор, раскуривая потухшую трубку. — Они опасны именно тем, что имеют какое-то реальное основание. Сначала создаётся реальное основание. Персонажи будущего слуха хитро и исподволь наводятся на тонкий лёд, действуют, как им кажется, по своей личной воле и из-за самых разумных побуждений. Когда сцена сыграна и стала явным происшествием, сообщена, так сказать, в газетах, тогда только начинается постройка слуха и отправка его на народный рынок. О том же, кто смастерил сцену и кто заставил её персонажи играть свои роли так, а не иначе, решать очень важные вопросы так, а не иначе, об этом на народном рынке никто не знает, да и не узнает. Например, каким-то инкогнито было необходимо поставить «немца» Штюрмера на чрезвычайно важный в данный момент пост президента министров. Очень немногие люди в России знают о том, что за таким германским именем, как Штюрмер, скрывается не немец, а еврей-выкрест, отец которого посещал в Вильно школу раввинов и никогда Штюрмером не назывался. Этот еврей-выкрест был образованным человеком, учителем гимназии и даже стал заслуженным дворянином. Всем вам известно, что многие евреи-выкресты у нас пользуются полным равноправием и могут занять в обществе любое положение. Отец убийцы Столыпина, как вам известно, был долголетним членом дворянского клуба в Киеве. Дело тут не в министре еврее, а в том, как на имени Штюрмера был построен опасный слух, подрывающий авторитет нашей верховной власти в самый напряжённый момент борьбы против нашего главного и опасного противника Германии, — продолжал Рамсин, заглядывая во вновь потухшую трубку.
— Я так и понял этот слух, Сергей Николаевич, — сказал Лешнев, подавая Рамсину свой кисет с табаком, — но я не предполагал за этим Штюрмером еврея. Почему бы у нас какому-то немцу по происхождению не стать военным министром, если целой армией против Германии командует Ренненкамф, а гвардейской дивизией заворачивает тоже немец, Раух. Да и сколько их у нас на высших и низших постах в армии. Многие из них ведут себя лучше, чем сами русские, — продолжал Лешнев.
— Совершенно верно. Никто из наших бывших немцев до Сухомлинова пока не дошёл, — согласился Карсавин.
— Я весь внимание, — обратился Мураховский к Рамсину. — Что там о «немце» Штюрмере?
— Дальше в моём примере о постройке слуха выступает личность Распутина, — снова взял слово Рамсин. — Этот таинственный для многих людей человек для меня лично не является больше тайной. Простой, грубый и несуразный селянин, он стал теперь опасным оружием в руках тёмных сил, в которых я с уверенностью предполагаю тех, которые мастерят разные опасные слухи у нас в России. Позже я могу поделиться с вами подробнее о личности Распутина, с которым я часто встречался и подробно знаком с историей его приближения ко Двору. Уже несколько лет прошло, как Распутин попал в руки своего первого секретаря Аарона Симановича, который, могу сказать с уверенностью, приобрёл над старцем неограниченное влияние.
— Вам всем должно быть известно о положении Распутина при Дворе. Годами этот человек был единственной гарантией жизни цесаревича Алексея. Медицина во всём мире оказалась беспомощной, чтобы защитить от смерти этого драгоценного для России и ещё больше для его царственных родителей мальчика, так долго мечтавших о его появлении на свет. Только Распутин доказал свою удивительную мощь, спасая неоднократно наследника престола от верной смерти. Что могли и что должны были делать августейшие, родители и особенно царица как мать? Вполне естественно, что старец был представлен царской паре, был допущен к умирающему царевичу, и, спасши его один, другой, третий раз, был задержан вблизи царской семьи. Это не имело бы, по моему мнению, никаких глубоких последствий, если бы не произошла война, если бы не было людей, близко стоящих к трону, с болезненным эгоизмом и неутолимой амбицией и, самое главное, если бы охрана трона и царской семьи от происков разных анонимов находилась бы в руках людей безусловно преданных, политически образованных и особенно умных. Распутин, попав в руки Аарона Симановича и его тёмной клики, стал орудием самого бессовестного и наглого шантажа, какой когда- либо раньше имел место у нас в России. Этот Симанович, действуя через Распутина, добился того, что Штюрмер занял важный пост министра. Тёмные силы явно преследовали при этом две цели: поставить на ответственный пост своего преданного человека и, выдав его за германца, дискредитировать в глазах народа верховную государственную власть, утвердившую его на этом посту. Совершенно нет сомнения в том, что царица, из-за вышеприведённых причин, как женщина, как мать поддалась настояниям Распутина, и «Штюрмер» был поставлен на ответственный пост. Царь, чувствуя себя со своими неисчислимыми заботами одиноким и усталым, последовал настояниям жены и утвердил «Штюрмера» на этом посту. Теперь для тёмных, надгосударственных инкогнито было легко построить слух и пустить его в народ. Необоримое основание было готово, было ясно и неопровержимо. Виновата ли наша верховная власть, то есть царь и царица в этом? По моему мнению, да! Но в море лжи, предательства и измены даже со стороны самых близких людей окружения как можно было им не допустить тут и там ошибок? Об этом нужно знать, чтобы понять и затем простить.
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
Известный писатель русского зарубежья генерал Петр Николаевич Краснов в своем романе «Ненависть» в первую очередь постарался запечатлеть жизнь русского общества до Великой войны (1914–1918). Противопоставление благородным устремлениям молодых патриотов России низменных мотивов грядущих сеятелей смуты — революционеров, пожалуй, является главным лейтмотивом повествования. Не переоценивая художественных достоинств романа, можно с уверенностью сказать, что «Ненависть» представляется наиболее удачным произведением генерала Краснова с точки зрения охвата двух соседствующих во времени эпох — России довоенной, процветающей и сильной, и России, где к власти пришло большевистское правительство.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.